Живучесть этого ученого старца поистине изумительна. Целые дни и ночи проводит он в этих полутемных сводах, роясь в своих пергаментах, подбирая перепутанные рукописи листок к листку, делая бесчисленные комментарии и выписки. Он читает без очков самый мелкий почерк полинявших пергаментов и пишет замечательно твердо и изящно. Архивная пыль не сушит его, а одушевляет какою-то страстью. Он видит прелесть поэзии и святость долга в своей отшельнической жизни, среди мертвого города, в своей кротовой работе над письменами восточной древности.
Главной заслугой своей Фиркович почитает открытие древнего Пятикнижия, писанного с помощью совершенно особенных титлов.
Старик рассказывал об этой находке с таинственностью и детским восторгом. Однажды ночью он, по обычаю своему, занимался в библиотеке разбором рукописей и захотел посмотреть, не заключает ли в себе какихлибо особенностей древние свитки Пятикнижия, сложенные в алтарной скинии этой бывшей синагоги.
"Когда я с надлежащими молитвами вынес на руках своих одну за одною все наши древние святины и удостоился облобызать их, я вдруг заметил, что под полом скинии находится пустота. Я пошел за ломом, и заперся на ключ и проработал всю ночь.
Под полом было много разных книг и ниже всех их древний свиток Пятикнижия. Я благоговейно развернул его и не поверил своим глазам. Пятикнижие это было написано совершенно особенным образом, каким не писались еврейские книги не прежде, ни после. Со мной сделалась лихорадка от волнения. Я думал сначала, что помутился мой старый разум и мои старые глаза, и не позволил себе читать долее священной книги. На другое утро я поехал нарочно в Мангуп-Кале, чтобы посмотреть, нет ли таких же титлов на древних надписях гробниц; но не нашел ничего подобного. Там, на открытом воздухе, чувствуя, что я здоров и не брежу, я убедился в действительности своего открытия. Я ездил потом в Евпаторийскую синагогу, сличал самые древние списки Пятикнижия с найденною рукописью, писал об этом многим ученым нашим раввинам, но нигде и ни от кого не видал и не слыхал о том, что мне так неожиданно захотел открыть Господь".
Фиркович полагает, что введение нового способа изображения Священного Писания грозило опасностью автору, так как от способа начертания еврейских слов зависит и объяснение их, и что поэтому автор нововведения, из боязни обвинения в ереси, вынужден был скрывать свою рукопись в таинственном месте.
Фиркович рассказывал нам так же с большим экстазом о своей встрече на Востоке с английскими ориенталистами. В костюме турка, он списывал где-то в Галилее интересную надгробную надпись на древнекоптском языке. Двое англичан долго присматривались к нему, и, наконец, подошли спросить, что он делает.
Знакомство старика-турка с древнекоптским языком крайне удивило путешественников, и они просили позволения записать его имя в свои записные книжки. При имени Фирковича, англичане, оказавшиеся учеными ориенталистами, выказали живейшую радость, уверили старика, что давно знают и уважают его ученые труды и что почитают за особенное удовольствие такое неожиданное знакомство с ним. Старик сиял гордостью, вспоминал о таком эффектном признании его ученых заслуг.
Почтенный раввин добыл несколько новых фактов и для истории крымских караимов; он прочел и списал подписи всех бесчисленных гробниц Иосафатовой долины, лежащей у подножия Чуфута и всего караимского кладбища в Мангуп-кале. Он откопал самые древние гробницы, почти совершенно ушедшие в землю, и, с помощью их и рукописных данных, исправил и пополнил хронологию караимской истории.
Редко можно встретить человека, знающего Священное Писание с такою глубокою основательностью и из первых источников, как Авраам Фиркович. Это истинный мастер своего дела. Он передавал мне множество замечаний поразительной убедительности, которые, по словам его, он представлял покойному митрополиту Филарету и другим нашим ученым богословам, по поводу перевода Библии на русский язык. Кстати сказать, караимский раввин не признает греческого подлинника, с которого мы перевели свои священные книги, за Библию 70-ти толковников. Он считает также совершенно произвольною и неверною всю нашу библейскую хронологию. Странно было слушать, с какою непоколебимою самоуверенностью и снисходительностью наставника этот караимский ученый обсуждал наши сильнейшие авторитеты по части библейской истории. После осмотра Чуфутских древностей, Фиркович пригласил нас в свой дом. Со стеклянной галереи его видна на-далеко вся окрестность, и особенно Иосафатова долина, эта неисчерпаемая нива раскопок и исследований Фикровича.
В доме Фирковича господствует ветхозаветна патриархальность. Старший сын раввина, человек уже зрелых лет, и, кажется, отец семейства, с почтительностью снял туфли с ног отца и принял его посох.
Женщины не смеют показываться посторонним. К соблазну благочестивых караимов, 90-летний Авраам Фиркович, духовный глава и руководитель своих единоверцев, — недавно хотел жениться на шестнадцатилетней девушке; это подражание библейскому Аврааму не состоялось только вследствие открытого ропота всего караимского общества, и чуфутский патриарх остался пока без Агари. Случай этот свидетельствовал столько же о полноте жизненных сил этого замечательного старца, сколько и о его библейском воззрении на брак. Семья Фирковича — единственные обитатели Чуфута.
Для Фирковича Чуфут-Кале — какая-то обетованная земля, исполненная всяких утех и удобств. Он не знает воздуха лучше Чуфута, не знает видов красивее. С галереи своей он любуется морем и степью, горами и развалинами древностей. У ног его, как на ладони, Иосафатова долина, усыпальница всего его племени, в течение почти двух тысячелетий. Охранение древностей Чуфута, возвеличение его в истории и, если можно, восстановление в нем угасшей караимской жизни — Фиркович сделал просто задачею всей своей деятельности. На свой счет он нанимает сторожа защищать от расхищения камни и железо мертвого города; он купил на собственные деньги, кажется, восемь опустевших домов, чтобы иметь больше права к поддержанию их. Он постоянно побуждает бахчисарайских караимов переселяться в Чуфут и заводит с этою целью сношения с караимами Литвы. Синагога в Чуфуте и школа для детей поддерживаются исключительной его энергией.
Если материальные интересы торгового караимского племени мешают ему променять населенный город на патриотическую пустыню, где даже капли воды нет, то по крайней мере Чуфут-кале должен остаться средоточием духовной жизни караимского народа. Здесь караимы начинают учиться божественной мудрости, здесь совершают свои молитвы и обряды, сюда, в Чуфутскую долину смерти, возвращаются все они, окончив жизненный путь. Впрочем, 90-летний патриарх исполнен веры, что вскоре возвратятся в свой древний город и живые его соплеменники.
