Я со своей стороны отправил без задержки посланцев назад к Сасе, передав ему, чтобы он остерегался поспешных решений и переправился через Уэле только по согласию с абармбо. За этим последовали скоро новые посланцы с реки. Они поставили глупый вопрос, должны ли эмбата переправить людей Сасы через реку или нет. Конечно, это было только предлогом, чтобы потребовать подарки, которые я дал также эмбата, с указанием, однако, чтобы послы на обратном пути постарались образумить абармбо, разъяснить им, что люди Сасы пришли только для того, чтобы отправить назад мое имущество, и заверить их, что Саса перейдет реку только с согласия абармбо. Сам же Саса потребовал пистонов через личного посла, того самого драгомана, которого я посылал к нему на север, и я их ему послал на всякий случай. Мамбанга-Занде, между тем, счел нужным снова возбудить мою подозрительность и поздно вечером передал мне, чтобы мы остереглись спать ночью, так как у него есть верные сведения, что абармбо, наблюдавшие до сих пор за поведением Сасы, повернули от реки и нападут на нас. В ответ на это я потребовал от него несколько человек для ночного караула, но, несмотря на это, мы остались одни, без защиты, у хижин, которые теперь уже были окружены высокой травой. Так прошла ночь на 13 апреля, и опасения Занде не подтвердились. На следующий день опять явились послы от
Сасы. Он прислал бананы, так как там говорили, что мы сильно страдаем от голода. Один эмбата, желавший, очевидно, получить вознаграждение, лживо сообщил мне при этом по секрету, что Саса следующей ночью, при полной луне, переправится через Уэле и прибудет сюда со всеми своими людьми.
С прибытием Сасы эмбата переправились со своими лодками на противоположный берег реки. Очевидно, эмбата вошли в соглашение с абармбо, и у них шли, должно быть, также переговоры о том, что теперь надлежит делать.
Между тем Саса решился отправить ко мне тридцать своих носильщиков в сопровождении некоторого числа эмбата. Они явились ко мне неожиданно скоро, не задержанные абармбо. Это повысило нашу уверенность, и мы могли теперь предположить, что туземцы согласятся доставить грузы малыми частями. Через день Бондорф сопроводил первые тридцать два тюка груза в лагерь Сасы, с тем, чтобы возвратиться на следующий день. Когда багаж унесли, явилось много абармбо, желая также понести груз к реке. Я им снова отказал наотрез, произнеся при этом многочисленному собранию энергичную длинную речь, в которой дал им ясно понять, что они упустили многое из-за того, что упорно избегали меня то ли из нелепого страха, то ли по злому умыслу. При этом я достал разного рода музыкальные инструменты, но на каждом сыграл только несколько тактов, повторяя непрестанно, чего они лишились из-за своей несговорчивости, особенно подарков, которые я принес с собою для них. Затем рассказал им, как у других негритянских племен меня посещали безбоязненно даже женщины, как их дети сидели у меня на коленях и получали бусы. Дело в том, что на этот раз пришли также многие абадунга со своими женами и детьми. Эта несколько раскаявшаяся толпа тесно обступила меня, а некоторые влезли на деревья, чтобы видеть меня. Многие уверяли, что если бы они это все слышали и знали раньше, они, наверное, пришли бы ко мне и не имели бы против меня никаких враждебных намерений. На следующий день многие явились снова, чтобы удовлетворить свое любопытство. Саса, опасаясь возможного нападения на нас со стороны абармбо, с осторожностью направил снова часть носильщиков с несколькими базингами. 17 апреля я опять отправил пятьдесят два места, и это было для меня самой большой радостью. Она, к сожалению, была омрачена некоторой досадой на мое ближайшее окружение. Пошел также дождь, заставивший опасаться, что отосланный багаж промокнет, так как, хотя крышки хорошо защищали содержимое ящиков при правильном ношении, необученные носильщики зачастую брали ящики крышкой вниз. Я должен был еще две ночи бодрствовать, так как все еще не мог целиком побороть в себе недоверия к абармбо. 19 апреля прибыли требуемые еще носильщики от Сасы, и остаток багажа был упакован. Теперь Мамбанга-Занде имел довольно жалкий вид, так как его гениальный план заставить абармбо с помощью Сасы платить себе дань потерпел крушение.
Двадцатого апреля я был, наконец, свободен и все же оставил со смешанным чувством это негостеприимное место, где прожил свыше двух месяцев в своего рода плену. Я жалел лишь, что отдаляется моя цель достигнуть Бакангаи.
Уэле представляла теперь совсем иную картину, чем в феврале. Там, где тогда, в стороне от русла реки, торчали над поверхностью воды плоские скалы, теперь была гладкая водная поверхность. Река в последние дни поднялась больше, чем на десять футов, так что несколько хижин, построенных эмбата на скалах в реке из боязни перед Сасой, омывались теперь водою. Я, не задерживаясь, переправился и скоро достиг лагеря Сасы; Бондорф еще руководил погрузкой багажа. Само собою понятно, ближайшие часы прошли во взаимных сообщениях и рассказах, причем я с истинным удовольствием смаковал пальмовый сок из тыквенной бутылки. В течение следующих дней я предавался покою. Возвратилась также моя прислуга, находившаяся временно в станции Махмуда. Кухарку Зайду, вследствие ее болезни и нетрудоспособности, я рассчитал, снабдив деньгами и рекомендациями. Я рассчитался также с
Фараг’Аллой, стремившимся после женитьбы к самостоятельной жизни, дав ему 152 талера. Я отпустил с ним также Белала, сохранив при себе служанку Халиму. Кроме нее, у меня оставались еще Дзумбе, мангбатту, динка Фараг и занде Ренси.
Остальные юноши и девушки последовали за Бондорфом в страну Сасы. Там он должен был, как у Ндорумы, построить станцию; я же был намерен подождать у амади благоприятного случая для поездки на юг.
В ознаменование моего счастливого освобождения я велел зарезать овцу; у меня оставались еще козы из области Бахр-эль-Газаль, и я мог еще питаться молоком. Как азанде, так и амади и абармбо не имеют ни рогатого скота, ни коз.
Я был благодарен Сасе за его помощь и старался вознаградить его подарками и по его желанию раздал подарки также новым вассальным вождям Бериссанго и Нгбиа.
Двадцать четвертого апреля я выступил к амади, а Бондорф и Саса направились на следующий день в северном направлении к вождю Бериссанго.
Глава XV. Пребывание у амади и путешествие на станцию Гауаша
Расставшись с Сасой и Бондорфом, я 24 апреля достиг станции Махмуда, пройдя по дороге, знакомой мне еще по февральскому походу. Настроение у меня было приподнятое, так как я освободился от постоянной заботы о переброске большого багажа. Правда, пришлось отказаться от всякого рода удобств, к тому же я не подозревал, что расстаюсь с моими вещами на целых шестнадцать месяцев.
