Все мои фантазии растворяются в прозрачном чистом небе этой необычной зимы южного полушария. 10 июля на тех же берегах озера Титикака меня вдруг настигает снег. На его девственно белом покрывале дети принимаются играть в футбол, натянув на босые ноги шлепанцы из старых покрышек. А я ловлю хрупкие снежинки, такую дивную редкость в этих краях, и прощаюсь с добрым Перу — на этих землях ваш одинокий странник провел целых полгода.
Дойдя до Ла-Пас в Боливии — самой высоко расположенной столицы мира, — я решаю купить себе пару перчаток. Впереди на моем пути, на территории Чили, находится высочайшая отметка моего путешествия — пограничный пункт в районе вулкана Тамбо-Кемадо на высоте 4660 метров над уровнем моря. Сразу за Ла-Пас дорога резко идет в гору, а воздух становится более сухим и разреженным. Лучи сияющего на небосклоне солнца будто пронзают меня насквозь, и создается непривычное впечатление, что я вошел в контакт с космосом. Кажется, стоит протянуть руку — и я смогу потрогать, какова Вселенная на ощупь… Ночи тем временем становятся все холоднее, и вода в моих флягах за ночь замерзает. Утром 23 июля мне приходится колоть ледяную корку, чтобы умыться. Где-то вдалеке возвышается величественный вулкан Саджама, укрытый вечной снежной шапкой. К нему-то я и направляюсь.
Меня охватывает ощущение конца света. Далеко позади меня закатное пурпурное небо утонуло в синеве ночи: там только угасание и смерть. Но впереди разливаются всеми цветами радужного спектра свежие краски жизни: красная, желтая, оранжевая… Луна сегодня идеально круглая. И я не сбавляю шаг. 27 июля невыносимые ледяные ветра начинают бушевать вокруг. Температура падает до — 20 градусов по Цельсию, и даже в перчатках пальцы мои замерзают.
А дорога еще круче поднимается в гору, и все, что я должен делать сейчас, — это идти вперед и вперед, шаг за шагом. Вокруг меня, будто страшные мертвые головы, высятся каменные глыбы, изъеденные эрозией. Огромные уродливые валуны будто насмехаются надо мной. Я почему-то начинаю нервничать. А на горизонте тем временем уже показались вулканы-близнецы Паринакота и Померапе… Саджама остался позади. Спать мне удается всего по несколько часов, а вместо туалета я использую пластиковую бутылку — правда, мочиться в нее приходится прямо под одеялом. Границу пересекаю около полудня. К этому моменту все мои органы чувств отказываются работать из-за нехватки кислорода, а поверх куртки я натягиваю пончо. Вывеска «Добро пожаловать в Чили!» зловеще скрежещет на ветру, давая понять, что теперь мне предстоит утомительный спуск в неласковой компании шквальных ветров. Я вспоминаю о листьях коки — прощальном подарке Лауры, полученном в Пукьо еще на «хвосте дракона»… Но снова преодолеваю себя и не прикасаюсь к наркотику. Оставшиеся километры кажутся просто пыткой — двигаюсь на последнем издыхании. К пограничному посту в Чили подле озера Чунгара добираюсь промерзший до костей. Два пограничника, Серхио и Омар, едва завидев меня, наливают мне миску горячего супа. До сих пор я пытаюсь угадать, что их больше напугало: вид бредущего к ним живого трупа или мое ужасное астматическое дыхание…
На берегах этого волшебного озера, кажущегося таким безмятежным в отблесках вулкана и заселенного розовыми фламинго, чинно гуляющими в прозрачной воде, я наконец попрощался с горами. Спускаясь к провинции Арика со стороны Тихого океана — к вратам пустыни, — я издал победный клич, который тотчас затерялся в горах: я укротил дракона! Всю мою усталость как рукой сняло. Я снова иду в сторону огромной пустыни, следуя зову своего сердца.
5 августа 2002 — 2 декабря 2002
Чили
На автобусной станции в Арике[30] все водители смотрят на меня в оцепенении. «Пешком?! Ты собрался пересечь пустыню — пешком?!» Я стараюсь держаться расслабленно и в ответ мягко киваю головой. Но, по опыту моих собеседников, еще ни один нормальный человек не рисковал пуститься в подобную авантюру. Пустыня Атакама известна как самая сухая — и при этом самая высокогорная — местность на планете. Зажатая с одной стороны горными массивами Анд и омываемая Тихим океаном с другой, пустыня простирается на тысячу двести километров от перуанской границы вплоть до Копьяпо. И между этими пунктами нет ничего, кроме необъятного пространства с лунным ландшафтом, потрескавшимися от жары камнями, потухшими вулканами, соляными валунами и высохшими озерами… Склонившись над картой, я помечаю крестиками примерные местонахождения posadas, постоялых дворов для погонщиков верблюдов, где можно сделать привал и перекусить. Они разбросаны по пустыне на расстояния, равные нескольким дням пешего пути. Моя коляска трещит по швам от переизбытка банок с консервами и бутылок с водой. На 5 июня назначаю дату старта и отправляюсь строго на юг по прожаренной до основания, потрескавшейся земле. Вначале иду по пыльной дороге, пролегающей прямо по дну неглубокой расщелины. В первую же ночь устраиваюсь прямо на обочине дороги, любуясь звездным небом. В этой пустыне, где влажность изредка достигает хотя бы четырех процентов, воздух настолько чист и прозрачен, что можно разглядеть самые далекие созвездия… Туристические справочники уверяют, что именно в этих краях — «идеальные условия, чтобы увидеть НЛО». Это меня смешит… думаю, такое все-таки очень редко случается, чтобы над головой вот так запросто пронеслась летающая тарелка. Помню, на днях, когда я ночевал в крошечной раздевалке местного футбольного стадиона, какой-то странный тип в темных очках пришел прямо ко мне под дверь с бубном в руках. Подергиваясь в нервном тике, он представился: «Я Дэн, твой старший брат». Не переставая звякать своим бубном, он выпалил: «Запомни все, что я тебе сейчас скажу». С видом конспиратора он указал пальцем на свой левый ботинок, где были изображены НЛО и лик Христа на фоне горных вершин, и пояснил: этот рисунок сделали ему дети, своими глазами видевшие в этих краях Иисуса. А затем добавил: «Я принес тебе от них послание: они не опасны. Ты их обязательно встретишь, пока будешь идти по пустыне. А когда встретишь, выйди на связь со мной». Прежде чем уйти, чудаковатый Дэн вдруг обернулся: «Если сомневаешься, иди левее. Всегда. Левее!» И с этими словами ушел. Я смотрел ему вслед и думал, насколько он помешанный… Но ночью в пустыне заметил, что и сам начинаю грезить встречей с инопланетными существами. Я бы обязательно попросил их сделать так, чтобы они забрали меня вместе с моей дорогой Люси…
Как-то утром, на третий день пути в районе Икике я обнаруживаю вокруг какие-то странные рисунки. Вчера, когда сгущалась ночь, я не заметил их. При свете дня понимаю: со склона холма на меня смотрит гигантская лама. Это геоглифы — громадные узоры, созданные руками древнейших художников, живших здесь задолго до эпохи Колумба. Их «рисовали», выкладывая нужный контур камнями прямо на земле. Все они устремлены прямо в небо, и многие сохранили свой первозданный вид со времен возникновения Великой дороги инков… Я с удовольствием изучаю их, называя поименно: вот гуанако, дикая лама, а это кондор, а тут лиса — построились бок о бок, демонстрируя свои причудливо абстрактные формы. Эта безграничная выжженная солнцем земля, обезвоженная руками человека, взволнована своей незримой божественной сущностью. И лишь отдельные знаки этой великой сущности высечены на ее поверхности… Кажется, будто пустыня переговаривается с небесами на одном лишь ей известном мистическом, вечном языке.
Когда я наконец добираюсь до первого постоялого двора, то напоминаю золотоискателя, вернувшегося в родной салун[31] с приисков после многодневных трудов. Я буквально врываюсь в дверь трактира, стоящего на краю крошечного поселка. Внутри все забито горнорабочими и водителями: большинство клиентов работает неподалеку на месторождениях селитры. Кстати, я иногда припоминаю, что мой путь пролегает по местам богатейших залежей лития, меди, железа… Удивительная пустыня: совершенно неплодородная земля изобилует подземными богатствами. Дни проходят бессмысленной чередой, и настроение мое стремительно падает. С каждым шагом я буквально теряюсь в изобилии голубого и бежевого цвета — цвета моря и неба, песка и камней. Кажется, что больше нет ничего, кроме монотонной вереницы моих собственных шагов, нарушающих тишину.
А тем временем мой внутренний мир, как неведомое экзотическое растение, распускается буйным цветом, подпитываемый бурлящим потоком мыслей. Я не мешаю мыслям блуждать — и неожиданно позволяю себе буквально все: миражи, фантазии, видения, откровения, пророчества… Уже не имеет значения, истинные они или надуманные. Граница между добром и злом пошатнулась и рухнула. Нет больше ни Господа, ни религий. Я один в этой безбрежной пустыне, и есть только один закон — мой. Вечерами я пишу. Мараю страницы своего дневника набросками и эскизами. Пытаюсь найти свое собственное объяснение силе притяжения… Устройству мироздания… Даже самому Богу! Меня преследует странное чувство — я слишком погрузился в мистику. Еще бы! Ведь сейчас это л сам Господь Бог! Невиданная доселе сила пьянит меня, и я издаю истошный вопль — именно вопль, крик сумасшедшего, умалишенного — да кто меня здесь услышит?
