Что это? на нем не феска, а русская форменная фуражка…
— Здравствуйте, Человеческое Достоинство! говорит он.
— Семен Семенович; вы ли!
Да, это был Семен Семенович; в поисках за коляской, в которой приехал на гулянье, капитан, заметив меня и ослятника, притаился, чтобы «наблюдать за развитием сцены».
— Погодите, воскликнул он после первых приветствий, я с этим дьяволом расправлюсь по-своему….
Но злой дух, вскочив на Бисмарка, уже умчался в голубые сумерки.
―
Каир 19–27 января.
Быстро пронеслись мимо окон вагона песчаные бугры, мызы, перемежающаяся аллея, и предо мной в утреннем блеске разостлалась Дельта с зеленью молодых всходов, со светлыми поймами Нила, с гнездами пальм на горизонте. Поезд несется то по болоту, вспугивая чибисов и шустрых песочников, то чрез плантации маиса, и дурры [17], то над гладью озер — разливов; по их берегам, Бог весть где, дымятся невидимые деревеньки.
Взгляд ловит на лету исчезающие одна за другою картины. На красноватых прутиках хлопчатника там и сям торчат забытые клочки ваты, будто шерсть оставленная в терновнике стадом овец. Под ветром слегка зыблется нива сахарного тростника. Двое Арабов в ветхозаветных хитонах орошают первобытным способом ноле: раскачивая привязанную на веревках корзину, черпают ею воду из одной ямы и выплескивают в другую, на высшем уровне; от последней в разные стороны проведены канавы. Над землей выделяется селение сплошного шоколадного цвета, без улиц, без окон, с кучами навоза вместо крыш, точь-в-точь разметанный муравейник. Женщины, остановившись у рельсов, смотрят на быстро несущийся поезд; их движения, одежда, лица, на плечах голые дети, бронзовые от загара, все носит печать какой — то библейской простоты. Черные буйволы лениво уходят от грома и стука вагонов. Но лугу, в траве, развалисто гуляют священные ибисы, сверкал на солнце ослепительною белизной; они не боятся людей: исполненный суеверий человек и поныне не тревожит своих древних богов.
К полудню на юге засинели холмы Нильской долины, и темный полог дыма и пыли навис над чертою земли. От Каира видны лишь тонкие как иглы минареты… но верблюды почуяли близость большего города и бодрее выступают по шоссе вдоль полотна железной дороги (они несравненно тщедушнее и обтертее смирнских; те двугорбые, эти одногорбые). Движение кругом усиливается. Чаще попадаются дачи, сады, группы феллахов… Справа, одетые в опаловый туман, показались большие пирамиды.
Часа четыре после выезда из Александры локомотив засвистел, прощаясь с Дельтой, и кондуктор в чалме, просунувшись снаружи в окно, отобрал у меня билет.
На вокзале облепившим меня garcons ile place я выразил желание ехать в Hotel Abbat, где обещали остановиться мои Русские.
— Yes! come, come, пожалуйте, Hapads Hotel, торопливо возгласил один; но последние слова были произнесены невнятно.
— Не Hapad’s Hotel, a Abbats Hotel, поправил я.
— The, same, sir, no difference, — одно и то же, нет разницы, и он приказал багажным взять мои вещи.
— Я подоспел вовремя, sir, промолвил у меня за спиною другой, совсем столичный комиссионер в позументах и в галунной фуражке, которая впрочем была почему-то надета задом наперед;—этот обманщик хочет везти вас в Shepherd's Hotel и, глотая буквы, выговаривает Hapad’s Hotel.
— No difference, — all the same, пробормотал уличенный и скрылся в толпе артельщиков.
— Я — служитель Hotel Abbat, рекомендовался тем временем мой избавитель и, вынув из кармана книгу— тоже с галуном, — бойко прочел несколько русских фамилий.
Садясь на козлы нанятого для меня извозчичьего ландо, он как следует надел фуражку и затараторил по-арабски с кучером.
Каир сразу не производить цельного впечатления: чтобы понять его прелесть, надо приглядеться, привыкнуть к нему как к лагунам Венеции; вдобавок, когда я впервые проезжал по его широким улицам, народу встречалось мало, лавки были заперты и собаки спали, свернувшись в клубочки [18]: от полудня до 3 часов, нежась на солнце, отдыхает весь Египет. В начале меня удивило лишь кажущееся отсутствие кровель, точно хамзин сорвал их с домов и минаретов и унес в степь, да чад, так густо висевший над городом, теперь раздался темно-серым кольцом по кругозору, и высоко в светлом небе парили коршуны.
Близ публичного сада, в центре столицы, красуется большое здание, с виду дворец.
— Гостиница, доложил рассыльный, отворяя дверцы экипажа.
На террасе с колоннами и вьющимися растениями сидели туристы, преимущественно Англичане и Американцы, — дамы в нарядных costumes de voyage, мужчины с биноклями через плечо, с кисейным тюрбаном вокруг шляпы и в парусинных башмаках на подобие сандалий или мокасинов.
Прежде чем я успел выйти, коляску мою окружили Арабы с завернутыми в тряпки старинными монетами, с ожерельями поддельных каменных жучков (scarabes), с сушеными крокодилами и прочею дрянью. Мальчик в панталонах, но без рубашки, мечется как бесноватый и потрясает ржавым железным кольцом, выкрикивая: «геаl antic!» [19] Двое слепых бредут за милостыней: один поддерживает другому голову, будто иначе она отвалится; лицо у головы рябое, глаза с бельмами, идиотски раскрытый рот… Только на Востоке находишь такие образцы человеческого безобразия.
Основываясь на слухах, я составил себе самое скромное понятие об Hotel Abbat и недоумевал при виде его мраморной лестницы, длинных коридоров, убранства зал. В столовой завтракало не менее полутораста человек; вокруг суетились лакеи во фраках и белых галстуках; блюда, по большей части приправленные кайенским перцем и пикулями, чередовались нескончаемо. Одно не согласовалось с общею роскошью: среди изящной посуды и хрусталя вода стояла в необожженных глиняных кувшинах; графинов в Египте не употребляют.
Если здесь все так богато, подумал я, каковы же должны быть лучшие каирские гостиницы, — Grand New-Ноtel например, — и, случайно взглянув на заголовок? menu, я к великому своему изумлению прочел именно это самое названий:
«Grand New-Hotel»
Когда же на стен в рамке заметил изображение увитых лианами террасы и колонн с надписью: «Grand New-Hotel». завеса окончательно спала с моих глаз…
В официантской, куда после десерта перешли посетители, комиссионер, забыв о моем существовании, принимал новых путешественников; на медной бляхе поверх его козырька тоже стояло: «Grand New-Hotel»!
Настоящий Hotel Abbat (я перебрался туда немедленно) поистине бедная гостиница всего с четырнадцатью нумерами, но и в последней её каморке господствует дух чистоты и опрятности. Прибывшему с первого же дня становится покойно и уютно, словно попал он в давно забытый край: все ему мило: и донельзя истертые ступеньки лестницы, и кисейные пологи кроватей, и в комнатах залах не то гари, не то сухой глины….
