Я наблюдаю, как стайка симпатичных молодых мулаток, чирикая между собой, словно тропические птички, и продавщице говорят что-то птичье, вроде «Асай! Асай!». И добродушная негритянка, похожая на матушку Жануарию из сериала про рабыню Изауру, смешивает что-то в блендере, добавляет льда и протягивает девушкам в стаканчиках с ложечками. Подружки усаживаются за столик и, буквально облизываясь, поглощают лакомство, не прерывая оживленной беседы. «Может, это мороженое? — думаю я. — Но почему оно тогда красное?» Нахожу на доске с меню слово acai и размышляю, у кого бы выяснить, что это за чудо. Я успела убедиться, что кариоки почти не понимают по-английски. А я еще не нахваталась основных местных слов, чтобы объясниться хотя бы на простейшем уровне — что это такое и с чем его едят? Тут я замечаю седовласую белокожую немолодую леди, которая сидит за столиком, смачно затягиваясь тонкой сигаретой с длинным мундштуком и с наслаждением выпуская колечки дыма. Судя по виду, это американка. В Штатах в общественном месте, даже если оно на улице, особо не закуришь, не рискуя нарваться на чье-нибудь осуждение, связанное со всеобщей борьбой за здоровый образ жизни. А в Рио, как я уже успела заметить, на пляже и в прочих людных местах больше всех и с особым удовольствием курят именно американцы. Наверное, компенсируют отсутствие свободы потребления никотина на собственной родине. Сами же кариоки, хотя тоже в своем большинстве курят, но делают это элегантно — не второпях и на ходу, а спокойно и без суеты, вальяжно развалившись для релаксации с сигареткой там, где им хочется. Вообще американцев трудно не распознать в любой точке земного шара — по характерному прононсу, громкому голосу и тщательно отбеленным либо покрытым винирами зубам.
— Простите, леди, вы говорите по-английски? — вежливо обращаюсь я к сухопарой курильщице.
Дама вынимает изо рта мундштук и заметно оживляется:
— О да, конечно! Могу я вам помочь?
Судя по акценту и открытой улыбке во все тридцать два безупречных зуба, я не ошиблась — это американка.
— Не знаете ли вы, что такое «асаи»? — в ответ я тоже моделирую улыбку голливудской ширины.
— Конечно, я знаю, это уникальные свежие фрукты Амазонии со льдом, — любезно поясняет американка.
— Gostoso! Gostoso! — видимо уловив смысл нашей беседы, подхватывает толстая веселая жануария в белом переднике и призывно машет мне блендером.
— Gostoso значит «вкусно», — продолжает расплываться в улыбке американка.
В итоге мне тоже вручают стаканчик с ложечкой, взяв с меня три реала с какой-то мелочью.
Асаи оказывается кисло-сладким, терпким и освежающим. Вкусив его, я тоже перекуриваю за столиком кафе и понимаю: если я сейчас не вернусь в отель и не вздремну хотя бы пару часов, вечернюю Копакабану я не увижу. По крайней мере сегодня. Усталость накатила внезапно. А быть может, просто закончилось действие удивительно взбадривающего бразильского кофе.
Перед тем как уйти, я покупаю у пляжного торговца легчайший белый сарафанчик всего за десять реалов. Что ж, можно считать, что первая половина дня в Рио прошла не даром.
В отеле я засыпаю, едва голова касается подушки.
Открываю глаза, когда за окном уже темнеет. Наблюдаю с балкона отеля, как роскошное багровое солнце живописно ухает в океан. Сумерки наступают мгновенно — это юг. Южнее почти некуда — только Аргентина да Южный полюс. Сразу же вспыхивают мириады огней ночного Рио — и я, накинув новый белый сарафан, снова направляюсь на Копакабану.
К вечеру пляжно-спортивная днем авенида Атлантика превращается в променад для устроения ночного досуга. Вокруг все те же почти безупречные тела, что и утром. К бикини и плавкам, в которых город щеголял до самого заката, добавились только шорты и вьетнамки. Поскольку температура в Рио не падает ниже +28 °C даже вечером, этот мегаполис, видимо, вообще не считает нужным полностью одеваться.
А с приходом полной темноты над авенида Атлантика вспыхивает море огней и начинает витать вполне ощутимый дух секса.
Я дефилирую по Копакабане в своем белоснежном мини-платьишке, смотрю по сторонам, улыбаюсь во весь рот. А как тут не улыбаться: вокруг танцуют самбу прямо на улице, смеются, поют и пьют из кокосов кашасу. Кругом полно знойных красавчиков, настоящих мачо с красиво накачанными телами — прямо как в кино. И все одаривают друг друга комплиментами — даже случайных прохожих. За пятнадцатиминутную прогулку со мной заговаривают целых четыре красавца: один симпатичный улыбчивый итальянец, один немолодой, но респектабельный, подтянутый американец и два совсем юных бразильца. Но пока в ответ я только молча улыбаюсь. К чему знакомиться с первыми встречными? Ведь многообещающий вечер в Рио только начинается. К их чести, кавалеры не настаивают: учтиво откланиваются и уходят своей дорогой. У них тоже выбор велик: роскошными женщинами вечерняя Копакабана просто кишит! Походив туда-сюда, поглядев на людей и себя показав, приземляюсь за столик уже знакомого мне уличного кафе и заказываю кокос. Я уже знаю, как с ним обращаться. Потягивать его сок из трубочки можно очень эротично — и именно так все тут и делают. Через минуту возле меня нарисовывается дородная негритянка в шортах — черная как ночь и страшная, как вся моя жизнь. Возбужденно вещает мне что-то по-португальски. Языка я не знаю, но по ее тону чувствую: у нее ко мне какие-то претензии.
— Speak English, please! — говорю. — Não entendo![4] Руссо туристо!
Черная дама смотрит недоверчиво и еще какое-то время злобно трещит о своем. Но потом до нее, видимо, все же доходит, что мой фейс и вправду не отражает никакого понимания ее проблем. Она бурчит что-то примирительное, усаживается за мой столик и призывно машет рукой. Тут же на соседнем стуле возникает прекрасная нимфа — рельефная светлокожая бразильянка с мелодичным голосом и томным взглядом. Заговаривает на прекрасном английском:
— Привет, я Клаудиа. Ты Долорес прости, — она кивает на негритянку, — она мой manager. Долли просто решила, что ты тут работаешь. А это ее место. Сюда только ее девочки выходят.
— А что ж, туристке сюда и прийти нельзя? Сразу не так поймут? — недоумеваю я, догадываясь, что речь идет об оказании интим-услуг.
— Ну, туристка туристке рознь, — тонко улыбается Клаудиа. — Ты… как бы это сказать… in proper condition — в правильной форме. То есть могла бы легко подзаработать на Копакабане, если бы захотела.
Я, конечно, польщена. Но даже не смею верить своему счастью:
— Ты шутишь, Клаудиа! Мне сто лет в обед — через пару недель стукнет тридцатник!
