Эти разношерстные представители духовного сословия столпились на носу плота и то принимались молиться, возвышая голос посреди ночной тишины, то умолкали, притом через равные промежутки времени. Каждый стих своей молитвы они неизменно завершали возгласом: «Слава Господу!»
Это плавание обошлось без происшествий. Надя так и осталась лежать, погруженная в глубокое забытье. Михаил Строгов бодрствовал, охраняя ее сон. Усталость могла победить его только после более продолжительных тягот, да и мысль его бежала от сна, непрестанно работая.
На рассвете плот, движение которого замедлял противный ветер, достаточно крепкий и ослабивший действие течения, был еще в сорока верстах до Ангары. Весьма вероятно, что он туда доберется не раньше трех-четырех часов дня. Впрочем, это было не такуж плохо, скорее наоборот: ведь тогда вниз по реке беглецы будут плыть ночью, темнота поможет им пробраться в Иркутск незамеченными.
Единственное опасение, которое несколько раз выражал их седобородый предводитель, касалось образования льдин на поверхности воды. Ночь выдалась до крайности студеная. Путники видели, как многочисленные осколки льда под напором ветра дрейфовали на запад. Сами по себе они были не опасны, поскольку их теперь никак не могло занести в Ангару, напротив, бриз отгонял их прочь от ее истока. Но следовало ожидать, что течение занесло в реку льдины, образовавшиеся в восточной части озера, а в таком случае русло Ангары в верховьях забито. Отсюда могут возникнуть задержки и прочие трудности, а то и, чего доброго, лед способен обернуться непреодолимым препятствием и вынудить плот остановиться.
Понятно, что Михаил Строгов испытывал огромный интерес к состоянию озера и нетерпеливо стремился узнать, много ли на его поверхности плавающего льда. А так как Надя проснулась, он то и дело засыпал ее вопросами, и она извещала его обо всем, что творилось на поверхности воды.
В то время как льдины, гонимые ветром, вот так плавали по озеру, с Байкалом стали происходить любопытные вещи. Из глубины нескольких артезианских источников с раскаленной водой, которые сама природа пробила на озерном дне, стали вырываться великолепные кипучие фонтанчики. Эти струи взлетали на большую высоту, источая облака раскрашенного солнечными лучами во все цвета радуги пара, который почти сразу конденсировался в холодном воздухе. Необычайное зрелище! Как бы оно, наверное, очаровало туриста, случись ему наблюдать это в свое удовольствие, мирно и безмятежно проплывая по глади сибирского моря!
Около четырех часов старый капитан указал пассажирам плота на две гранитные скалы, что высились на берегу: проход между ними и был истоком Ангары. На правом берегу виднелись маленький порт Лиственничной, несколько домов на береговом откосе, церковь.
Но в то же время обнаружилось и одно крайне серьезное обстоятельство: первые льдины, приплывшие с востока, уже дрейфовали между ангарскими берегами, и, естественно, течение несло их в сторону Иркутска. Однако их пока набралось не так много, чтобы загромоздить реку, да и не настолько было холодно, чтобы они смерзлись воедино.
Плот, приблизившись к маленькой пристани, остановился. Старый капитан решил задержаться здесь на часок для ремонта – требовалось кое-что подправить. Бревна плота разболтались, чего доброго, могли и совсем разъединиться, их следовало связать между собой покрепче, чтобы они выдержали напор стремительного ангарского течения.
Когда время года благоприятствует, Лиственничная служит портом прибытия и отправления для всех, кто путешествует по озеру Байкал, направляясь в Кьяхту, последний город на русско-китайской границе, или возвращаясь оттуда. Поэтому здесь часто встречаются и пароходы, и все мелкие каботажные суденышки, плавающие по озеру.
Но в те дни Лиственничная опустела. Ее обитатели не пожелали остаться дома, рискуя подвергнуться хищническому нападению бухарцев, шаставших ныне по обоим берегам Ангары. Они отправили в Иркутск флотилию лодок и кораблей, обычно зимовавших в здешней гавани, и сами, прихватив все, что могли, временно перебрались в столицу восточной Сибири.
Старый капитан не ожидал, что в Лиственничной ему придется принять на борт новых беглецов, однако едва плот причалил, из покинутого дома выскочили двое и со всех ног бросились вниз по склону к пристани.
Надя, сидевшая на корме, поначалу рассеянно смотрела на них, но потом с трудом удержала готовый вырваться крик и схватила Строгова за руку. Он поднял голову:
– Что такое, Надюша?
– Там эти двое, наши попутчики!
– Француз и англичанин, которых мы встретили на перевале через Урал?
– Да.
Михаила передернуло. Такая встреча грозила разоблачением инкогнито, которое он так строго соблюдал. В самом деле, теперь Альсид Жоливе и Гарри Блаунт увидят его уже не как Николая Корпанова, им известной его настоящее имя, и то, что он посланец государя. Эти журналисты дважды сталкивались с ним с тех пор, как они распрощались на почтовой станции в Ишиме: сначала в лагере в Зеледееве, когда он подпортил ударом кнута физиономию Ивана Огарова, потом в Томске, где эмир приказал ослепить его. Стало быть, они знали, кто он и зачем оказался здесь.
Строгов быстро принял решение. Он сказал:
– Надя, как только француз и англичанин взойдут на плот, попроси их подойти ко мне!
Это действительно были Гарри Блаунт и Альсид Жоливе. Их, как и самого Михаила Строгова, в порт Лиственничной привела не случайность, а необходимость, порожденная ходом событий.
Мы помним, что друзья-репортеры стали свидетелями захвата ханскими войсками Томска, откуда они затем ушли, не пожелав дожидаться варварской казни, призванной увенчать праздник победителей. Журналисты, недосмотрев этот спектакль, были уверены, что их былой попутчик предан смерти: откуда им было знать, что по приказу эмира он не убит, а только ослеплен?
Итак, раздобыв лошадей, они в тот же вечер покинули Томск с благоразумным намерением отныне посылать свои сообщения из восточной Сибири не раньше, чем доберутся до лагеря русских. Поэтому Альсид Жоливе и Гарри Блаунт без промедления поспешили в Иркутск. Они надеялись опередить Феофар-хана и, несомненно, в том преуспели бы, если бы не помешало непредвиденное появление третьей колонны, которая подоспела с юга, пройдя долиной Енисея. Им также, как Михаилу Строгову, преградили дорогу еще раньше, чем они успели подойти к берегу Динки. Вот почему они были вынуждены свернуть с тракта и двинуться к озеру Байкал.
Добравшись до Лиственничной, они обнаружили, что порт уже опустел. С другой стороны, у них не было возможности пробраться в Иркутск, осажденный вражеской армией. Они трое суток томились здесь, пребывая в крайней растерянности, когда появился плот с беженцами. Последние поделились с ними своим замыслом. Разумеется, у них был шанс под покровом ночи незамеченными проникнуть в Иркутск. Вот газетчики и решили тоже попытать счастья.
