Я не решаюсь продолжать, потому что от моих слов ему только хуже. Усталость и тревога уже оставили на его лице неизгладимый след — под глазами залегли глубокие синие тени, и кажется, что его взгляд обращен внутрь, к незримому зеркалу, через которое он рассматривает окружающий мир.
— Однажды, — мягко добавляю я, — тебе все-таки придется посмотреть жизни в глаза. У тебя просто выбора не будет…
Наконец мы расстаемся, каждый отправляется своим путем. Я оглядываюсь и вижу его, в шортах, с опустевшим рюкзаком на плечах, в стоптанных сандалиях и лохмотьях… Парню каких-то двадцать лет. Тоска охватывает меня: а если бы на его месте был мой родной сын? Зачем, ну зачем этот балбес сбежал? Где он теперь?
Мой путь лежит через города и села, встречи и празднества. То и дело я с большим удовольствием погружаюсь в буйство и красочность бразильских нравов и обычаев. Но мысли мои витают очень далеко. Уже через несколько недель я вынужден буду покинуть этот материк и направиться в новые неведомые земли… Африка. Каждый день я сверяюсь с картами и, глядя на море, думаю о ней. Пытаюсь представить себе улыбки тамошних жителей, дикий нрав африканской природы. Я предвижу, что проведу там порядка трех лет, и сгораю от нетерпения обойти весь континент пешком. В начале мая, когда я окончательно прорабатываю свой предстоящий маршрут, сидя в интернет-кафе городка Порто-Алегре, ко мне вдруг подсаживается презабавнейший персонаж. Лысый, в военной куртке, распахнутой на внушительном брюхе, он носит бородку как у Ленина и сандалии на босу ногу. Пьер Берар — член ультралевого французского политического движения политэмигрантов в Порто-Алегре. Он сам относит себя к «научно подкованным в политических вопросах самоучкам» и пускается в пространный рассказ об истории Африки, с дотошной педантичностью умалишенного останавливаясь на причинах конфликтов и их развитии в различных регионах континента. Я просто в шоке от него! Пользуясь моим замешательством, Пьер увлекает меня в ближайший магазинчик, где я скупаю подробнейшие карты Африканского континента. В конце концов он убеждает меня, что нужно пересмотреть маршрут: чтобы не рисковать на западном побережье в районе Конго или Кот-д'-Ивуара, лучше идти вдоль побережья Индийского океана по восточному побережью Африки.
Мои последние деньки в Сан-Паулу превращаются в настоящий марафон по трате денег. Находясь в Монреале, моя дорогая Люси всячески старается напасть на след благотворителей, которые оплатили бы мой перелет до Йоханнесбурга. Мы решаем этот вопрос в самый последний момент благодаря щедрости авиакомпании South African Airways, одного мецената из Канады и еще одного бразильца. В официальном представительстве Канады в Йоханнесбурге меня поджидают двадцать седьмая по счету пара элегантных новых ботинок и новая трехколесная коляска.
18 июня 2003 года неподалеку от рыболовецкого причала в Кананейя я дохожу по пляжу до самой кромки воды. Говорят, в этих самых местах более пятисот лет тому назад высадился первый португалец. В глубокой задумчивости, убежденный в том, что выдумываю сейчас новый ритуал, зачерпываю из-под ног пригоршню песка и швыряю ее прямо в море.
Итак, я покончил с этим континентом. И теперь путь мой лежит за океан, на африканский материк. Там продолжится мое путешествие.
Если на то будет воля Божья.
БразилияКакой еще Доброй Надежды?
2 июля 2003 — 25 октября 2003
Южная Африка
АФРИКА
Родоначальница всех прочих земель. Земля будущего.
Земля дикая. Земля незнакомая.
Земля с другой планеты. Земля непобедимая.
Я не знаю, как тебя покорить…
Быть может, стоило убить тебя?
Но тогда я бы умер вместе с тобой.
Ж. Б., 21 октября 2004 г., СуданВзобравшись на самую высокую точку мыса, подставив лицо порывам ветра, я смотрю, как волны пенного прибоя свирепо разбиваются о скалы. Спускаюсь к морю и высыпаю в воду щепотку песка с пляжа Ила-Комприде, что хранит в себе воспоминания о моих следах, оставленных по ту сторону планеты, в Бразилии. Я взволнован точно так же, как в день отъезда из Монреаля. Я пройду насквозь всю Африку от мыса Доброй Надежды до самого Гибралтара… Один континент — и тысячи неизведанных миров. Неожиданно для себя понимаю, что мое присутствие здесь было предопределено. Череда событий вела меня сюда с поразительной последовательностью стечений обстоятельств.
Несколькими месяцами ранее на пароме, что перевозил меня в Уругвай, я познакомился с Тони. Южноафриканец Тони да Круз приехал в Латинскую Америку на каникулы и пригласил меня погостить в Йоханнесбурге. Еще один мой ангел-хранитель… Он привез меня сюда, холя и лелея, нашел мне подходящий рейс до самого юга материка и поручил заботу обо мне своим друзьям. Я в последний раз взглянул на пенный прибой и прибрежные скалы, терзавшие души стольких моряков прошлых столетий, и отправился в путь. Кроме Криса, моего добродушного провожатого из Кейптауна, лишь парочка бакланов и стайка бабуинов оказались свидетелями того, как начался этот африканский этап моего путешествия.
Дорога передо мной красивейшая, спокойная и безмятежная, по краям заросшая растениями, которые покрывают всю землю вокруг и теряются за линией горизонта где-то в горах. Но отчего-то эта гостеприимная и плодородная земля вызывает во мне чувство беспокойства. Где бы я ни остановился, меня шикарно принимают, выказывая душевное радушие… но это касается только белых. Они разработали для меня настоящую систему — по очереди принимают тут и там. Более того: везде моего прихода ожидают и тотчас принимаются опекать люди «моего круга» — принадлежность к нему определяется преимущественно цветом кожи. То и дело я слышу вкрадчивые предупреждения: «Не задерживайся подолгу там, где живут черные… Это опасно!» Тем не менее мои встречи с темнокожим населением проходят вполне радушно — не считая пары раз, когда полицейские, к которым я обращался с просьбой пустить меня переночевать, запирали меня в каталажке. «Здравствуйте! Я из Канады! Откройте, пожалуйста! Я не преступник! Я ваш гость!» Но за ночь смена меняется, и меня снова никто не слушает. «Твое досье какое-то странное, нам надо поговорить с начальством». И опять приходится просиживать за решеткой часами, ожидая, пока меня освободят, а до тех пор очередной сокамерник от души потешается надо мной, хватаясь за бока.
В селении Свеллендам меня принимает на ночлег семейная пара — на своей ферме, выстроенной в типично голландском стиле и покрытой соломенной крышей, они разводят скот. Я осторожно интересуюсь у моих хозяев, имеют ли они темнокожих друзей.
— Конечно! — восклицают супруги и начинают перечислять семьи, которые у них работают и живут на их землях.
Итак, взаимоотношения между расами существуют, есть уважение и даже взаиморасположение… Но вот равенство?.. Режим апартеида все еще выжжен на их коже… Я разглядываю кухню, словно возникшую из былых времен, попиваю ройбуш[35] и не могу избавиться от ощущения, что попал в колониальную эпоху, просто перенесенную в наше с вами время. Я ценю усилия, предпринятые моими собеседниками для того, чтобы выстроить новые межрасовые отношения: «Только путем образования и просвещения, — поясняют они, — мы сможем добиться установления равенства и взаимного уважения». На этот алтарь они кладут все свои силы. Однако это очень длинный путь…
Следуя вдоль знаменитой Дороги садов[36], окруженной густыми лесами, восхитительными пляжами и хрупкими дюнами, я с грустью думаю об этом разоренном рае, который погубили свирепые жестокие люди, ведущие себя как неразумные дети, отказываясь замечать истинную ценность в единстве различных культур. Повсюду африканеры и англо-африканцы[37] восхваляют меня, заботятся обо мне, пекутся о моем комфорте, приглашают меня в самые райские уголки, где тщательно создают атмосферу праздника. Начало такой цепочке гостеприимства положила моя новая знакомая Мишель — она открыла этот нескончаемый хоровод вечеринок с местным барбекю braais, пивом и вином, которые льются рекой. Добродушие и душевное тепло этих людей покоряют меня, но в то же время я чувствую себя изможденным, как пленник, заточенный между двумя воинствующими мирами, — причем одну половину моего «я» отделили от другой стеклянной перегородкой. Против моей воли Жана Беливо причислили к определенному клану — и такое деление мне совсем не по душе.
Мои попытки сблизиться с коренным, туземным населением проваливаются одна за другой. Проникнув в Транскей, бывший бантустан[38], населенный народами племени ксхоса[39], на родину Нельсона Манделы, я сражен наповал той подозрительностью и враждебными взглядами, что повсюду преследуют меня. Однажды утром примерно в десяти километрах от Умтата, родного города Нельсона Манделы, я преспокойно иду по золотистым лугам, щедро усеянным разноцветными домишками, и вдруг на меня нападают двое юнцов, от которых несет перегаром. Они пытаются вырвать у меня мою коляску. Отбиваюсь от них и резко говорю на их родном наречии:
