Глава I. Нападение белого медведя
5 марта 1978 года
В три часа пополудни самолет, доставивший меня к месту старта, улетел на восток.
Один, с семнадцатью собаками, я оказался в исходном пункте своего путешествия — на прибрежном льду у мыса Колумбия. Мои координаты — 83°06 северной широты и 71°02 западной долготы.
Холодно. Ужасно холодно! На арктическом термометре 51 градус ниже нуля. Волчий мех по краям капюшона моей парки от дыхания сразу смерзся. Солнце еще не появилось после долгой полярной ночи, но, наверное, находится где-то совсем близко к горизонту и вся местность погружена в предрассветную полутьму.
Наконец-то я вернулся. Вернулся один в этот ледяной и холодный, суровый и все же удивительно дорогой мне мир. Начинается мой поединок с природой. Я ощущаю прилив решимости и какой-то гордости. Без особой цели обхожу нарты и сложенные около них вещи. Со всех сторон ко мне несется пугающе резкий, до боли пронзительный звук. Это трещит под ногами снег, твердый от страшного холода, как камень. Метрах в тридцати от меня этот звук постепенно стихает и теряется среди снега и льда. Хотя я и знаю его происхождение, все же он заставляет меня затаить дыхание. Непривычный и загадочный, похожий на завывание дикого зверя, он вызывает какое-то неизъяснимое беспокойство.
Точно так же было и в прошлое мое путешествие по Заполярью. Вначале меня постоянно преследовало непонятное и сильное чувство тревоги. И сейчас, несмотря на приподнятое настроение и твердое намерение держать себя в руках, я чувствую, как смутное волнение вновь овладевает мною. Стараюсь подавить его и объяснить себе причину этого явления…
Однако необходимо разведать путь.
Поверхность льда метрах в ста от мыса Колумбия неожиданно изменяется. Вдоль береговой линии широким поясом тянется беспорядочное нагромождение торосов. Оно образовалось здесь на границе между припайным и дрейфующим льдом. Безусловно, этот пояс торосов — главное препятствие для путешественника, решившего достигнуть Северного полюса на собаках. Этот огромный барьер уже в самом начале преграждает ему путь.
Чтобы осмотреть местность, я забрался на глыбу десятиметровой высоты. То, что я увидел на севере, потрясло меня. Сколько раз мне приходилось разглядывать эти места с самолета! Мне казалось, что я хорошо представлял себе все, с чем предстояло здесь встретиться. Но я ошибался. Подобного трудно было ожидать. Я стоял пораженный и ошеломленно смотрел на этот ледяной хаос.
Всюду, насколько хватает глаз, сплошное месиво ледяных глыб. Большие и мелкие, самых различных форм и очертаний, они выглядят очень впечатляюще в сумеречной игре света и тени. Это нечто фантастическое. Я не знал, что делать, размышляя о том, как среди этого ледяного хаоса мне удастся провести собачью упряжку.
Оглядываю простирающуюся передо мной ледяную бесконечность метр за метром в надежде отыскать хоть какой-нибудь проход, через который можно было бы провести собак. Все тщетно. Забыв про холод, я простоял так несколько часов.
Прохода нет. Прихожу к выводу, что единственное возможное решение — это попытаться самому прорубать путь в торосах. Подавленный, я возвращаюсь к тому месту, куда меня доставил самолет.
Необходимо осмотреть снаряжение. Придется заночевать здесь. Другого выхода нет.
Поставил палатку и забрался в нее. Зажег портативную печку, вскипятил чай и стал грызть мороженое мясо карибу. Пока оно не казалось мне уж очень вкусным. Это организм еще не привык к жизни в Арктике. Есть не хотелось. Но есть надо. Для путешествия, которое начнется завтра, потребуется много сил. И я ел, машинально набивая желудок оттаивающим во рту мясом.
Потом влез в спальный мешок. Он у меня двойной. А палатка даже четырехслойная. И все же мороз подступает ко всему телу. Холодно. Шумит печка, иногда слышны завывания несущегося по ледяной пустыне ветра… От холода и возбуждения перед предстоящей дорогой я никак не могу уснуть.
Я уехал из Японии 30 января. Многие из тех, кто помогал в организации моей экспедиции, провожали меня до Ханэды. На Хоккайдо была зарегистрирована самая низкая для этой зимы температура — минус 20 градусов. Даже в Токио все покрылось снегом. Такое морозное утро как нельзя лучше подходило для моего отъезда на Север.
Наконец, я распрощался с провожающими и устроился в самолете, который вылетел в Ванкувер рейсом № 012 в 20 часов 40 минут. Расслабился и разом вдруг ощутил, насколько устал. В самолете полумрак. Я прикрыл веки и впервые за долгое время почувствовал, что вновь принадлежу самому себе.
Весь этот месяц я был занят по горло подготовкой к отъезду. Спал очень мало — не более пяти часов в сутки. Когда чувствовал, что от усталости начинаю плохо соображать, подставлял голову под воду. К вечеру буквально валился с ног, но крепился и все время уговаривал себя, что все идет хорошо, что я в состоянии самостоятельно разрешить все свои проблемы. А это было трудно.
Я задумал дойти до Северного полюса довольно давно — еще два года назад, когда возвратился из длительного путешествия по Заполярью. Тогда за полтора года на собачьей упряжке мною было пройдено 12 тысяч километров. Сразу же по возвращении я приступил к разработке планов новых арктических путешествий. Мне хотелось дойти одному до Северного полюса, а потом пройти по Гренландии от самой северной оконечности до самой южной.
Одному провести собачью упряжку к полюсу! Я знаю, многие назовут это безрассудством, но у меня уже был некоторый опыт, приобретенный в прошлом путешествии по Заполярью. Уже тогда я смог изучить все возможности подобного предприятия и обрести уверенность в себе. А еще меня притягивала идея пересечь вдоль покрытый льдом самый большой в мире остров, где местами еще никогда не ступала нога человека. Ведь кто-то это должен был сделать!
Я начал готовиться к путешествию. Каждый день оборачивался для меня сущим кошмаром. Я встречался с людьми, что-то им объяснял, доказывал, просил их помочь. С самого начала на меня неумолимо давил график бесконечных встреч и бесед по поводу самых различных вопросов.
Со временем я заметил, что стал говорить вполне гладко и убедительно. Раньше для меня беседы с людьми и переписка с ними были настоящим испытанием. А тут незаметно для себя я овладел искусством писать и говорить так, что сам себе порой удивлялся.
…Сейчас все изменилось. Сейчас мне не нужны больше ни бойкие слова, ни красивые выражения. В единоборстве с суровой природой полагаться приходится лишь на собственные силы. Здесь нет людей, и никого ни в чем не придется убеждать.
