— Ну вот, — сказал Костя, когда мы вышли из ворот, отрезающих прохладный сад от горячего города, — кажется, что-то сдвинулось.
— Не что-то, а кто-то, — ответил я, намекая на своего друга.
— Ты опять? — Костя сердито остановился посреди залитой солнцем улицы. — Ну, откуда ты знаешь? Может, мы сегодня заложили фундамент будущей счастливой Камбоджи!
— На фундаменте еще надо что-то построить, — заметил я скептически.
— И мы построим! — Костя смоктуновским жестом указал в опрокинутый над нами небесный котел. — Это что-нибудь поднимется к самому солнцу! Это будет здание спасенной нами местной природы!
Я посмотрел на указанную Костей точку в котле, из которого будто недавно вывалились и еще не успели остыть окружающие нас дома.
— Вообще, это странно. Раньше ты меня все время останавливал, а теперь это приходится делать мне. Интересно почему?
Костя вздохнул и опустил руку. Его взгляд прояснился.
— Тропики, — сказал уже совсем своим голосом. — Дело в том, что мы в тропиках. Тут другой климат, и все происходит по-другому.
— Да я заметил.
Он похлопал меня по плечу.
— Ладно, не забывай тормозить меня. А то ведь действительно можно Бог знает до чего докатиться! Нет, дома я бы за это никогда бы не взялся, а тут… Странно! — Он снова взглянул в небо и покачал головой. — Очень странно!
— Ну что, куда сегодня пойдем обедать? — Я похлопал по животу. — Да и позавтракать заодно не мешало бы.
— Мы еще не были в третьем «Лондоне»…
— Стоило ехать в Камбоджу, чтобы есть в «Лондонах»! — Я покачал головой.
— Не ворчи, пошли, — сказал Костя. — А то становится жарковато.
И верно, жарковато, знойновато было сегодня. Солнце, похожее на гигантский апельсин, обливало город светом густым, как стопроцентный сок. Облака медленно плавились в белом от жара небе. Лишь дома и пальмы из последних сил оказывали сопротивление жаре, отвоевывая крохотные участки прохлады.
— Тропики, тропики, — бормотал Костя, стараясь по пути хотя бы иногда попадать под сень пальм. — Экватор рядом. Чувствуешь ли ты это, старик?
Да, я это чувствовал. А еще я чувствовал, что мы ввязались в дело, которое ничем хорошим не кончится.
Путь до Пномтамао оказался неблизким и весьма кочковатым. А старый мотоцикл Папаши был не способен развить высокую скорость.
— Не понимаю, зачем делать зоопарк так далеко от города! — проворчал Костя, повернувшись ко мне. — Это что, атомная станция?
— Правда, нельзя ли ехать побыстрее? — спросил я Папашу.
— Опасно! — ответил он. — На большей скорости проволока начинает развязываться, — не выпуская руля, Папаша ловко изобразил плечами, как это происходит, — и от мотоцикла отваливаются детали!
По сторонам, сменяя друг друга, мелькали пальмы и хижины — на большее разнообразие рассчитывать, увы, не приходилось. Несколько километров мы молчали. От нечего делать я стал считать дома. На седьмом десятке Костя спросил:
— А кстати, как переводится Пномтамао?
— Гора дяди Мао! — ответил Папаша. — Только что это за дядя я не знаю.
— И какой ты тогда экскурсовод?
— Так я же специализируюсь на Пномпене, — удивился наш провожатый.
— А если кто захочет на животных посмотреть?
— Чего на них смотреть. — Папаша пожал своими артистическими плечами. — Их есть надо…
Костя замолчал, пораженный таким практичным подходом к жизни. Я для разнообразия начал считать пальмы.
— Ты что же, — сказал Костя через пятьдесят деревьев, — совсем животных не любишь?
— Почему? — удивился Папаша. — Люблю. Они же очень вкусные.
Костя попытался отодвинуться подальше от Папаши и в результате чуть не столкнул меня с мотоцикла.
— Не понимаю, — сказал он по-русски, — как можно что-то сделать в такой ситуации: когда четверо спасают, а все остальные едят!
Наконец мы свернули с шоссе, если так можно назвать изрытое ямами и вздыбленное кочками пространство, которое мы оставили позади, и покатили по тому, что Папаша упорно называл проселком. Само это слово подразумевает, что где-то рядом должны находиться селения. Однако вокруг не было и намека на дома. Да и сам проселок, видимо, существовал только в воображении Папаши. Зато, перепрыгивая с кочки на кочку, мы подлетали на седле так высоко, что могли без помех оглядеть окружающий пейзаж на несколько километров вокруг. Никаких видимых признаков зоопарка пока не было. Чтобы не упасть на землю, я вцепился в Костю, а тот — в Папашу, единственного из нас, кто был надежно связан с мотоциклом.
— Теперь я понимаю, почему сюда никто не ездит! — прокричал мой друг, перекрывая рев старого двигателя. — Это же просто опасно для жизни!
Вдруг кочки закончились, и перед нами развернулась плоскость, на которой поднимались камни и скалы, удивительно похожие на различных животных. Такого фантастического пейзажа я еще не видел.
Мы проехали мимо скалы, похожей на слона, изуродованного каким-то страшным недугом, и в конце концов остановились у скрывавшегося за ней небольшого зоопарка.
— Я туда не пойду, — сказал Папаша, заглушив мотор. — А то аппетит разыграется.
Не без труда слезши с седла, мы договорились с нашим водителем о времени встречи и направились к местной достопримечательности.
Она представляла собой огороженную территорию, посреди которой блестела под ярким солнцем огромная зеленая лужа. Вокруг нее в печальном хороводе бродили самые разные животные. Были среди них и олени, и птицы, и всепроникающие макаки. Походив вместе с ними вокруг лужи, и поглядев на тесные клетки, где сидел кто-то, кого невозможно было разглядеть за частыми прутьями, мы вдруг наткнулись на невероятно худого кхмера. Он двигался в одном хороводе с животными и как будто что-то искал. Не сразу мы поняли, что этот человек в грязной одежде — ни кто иной, как директор зоопарка. Оттесняя оленей, мы направились к нему.
— Здравствуйте, — поприветствовал его Костя.
Директор оторвал взгляд от земли и внимательно посмотрел на нас.
— Добрый день, — вежливо ответил он.
Костя повертел головой, пытаясь понять, что высматривал этот человек.
— Прошу прощения за любопытство, но что вы ищите? Вы, наверное, что-нибудь потеряли?
Изможденный директор улыбнулся со стесненным видом.
— Я ищу еду.
— Еду? — удивился Костя. — Какую?
— Любую, — ответил кхмер. — Дело в том, что у меня очень маленькая зарплата и очень большая семья. Я отдаю деньги жене и детям, а сам питаюсь здесь, вместе с животными.
Мы озадаченно переглянулись.
