Одним из первых всю остроту этого выбора понял и оценил преподобный Нестор Летописец, перу которого принадлежит «Чтение о Борисе и Глебе»3. К сожалению, широкому читателю «Чтение» Нестора известно меньше, чем одноименное «Сказание» Иакова Черноризца4, стяжавшее славу одного из величайших памятников древнерусской книжности. Однако если и уступает ему, то немногим и не глубиной осмысления произошедших событий.
Примечательно, что Нестор начинает «Чтение о Борисе и Глебе» с рассказа о грехопадении первых людей Адама и Евы и того, какую роль сыграл в нём враг рода человеческого – диавол, «издавна ненавидящий добро». Подобно этому, пишет преп. Нестор, совершилось и падение Святополка, а именно после того, когда «враг» (диавол) вошел в его сердце, после чего «окаянный», то есть уподобившийся первому убийце Каину, решил погубить братьев. Подобно этому и все остальные события в «Чтении» прп. Нестора предстают, как борьба диавола с Богом. Так, описывая убиение Бориса, автор восклицает: «И вот идут посланные Святополком, рычащие как дикие звери, желающие поглотить праведника»5. В чем внимательный читатель без труда заметит параллель с обращением Апостола Петра к христианам: «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить» (1 Пет. 5, 8).
Чтобы Русь не была окаянной
Возможно, кто-то скажет, что всё это не более чем яркие литературные образы, эпитеты и метафоры. Как, например, выражение «Святая Русь», о которой сегодня мы говорим и пишем, как о некотором идеале или мечте, не имеющих реального содержания. Однако, для самого прп. Нестора и его современников эти слова никогда не были только метафорой.
Святая Русь, за которую святые Борис и Глеб отдали свои жизни, была для них также реальна, как для нас реальна Святая Земля, Франция, Болгария или другая страна, в которой мы пока ещё не побывали, но мечтаем однажды посетить. Причём Святая Русь была для них не «за семью морями» или, как сказал Христос, не «здесь» и не «там» (ср. Лк. 17, 21). Она была рядом, под русским небом, среди лесов, полей и рек, которые отец – великий князь Владимир дал им в удел, и отличалась единственно тем, что в ней не было греха и страстей. «Ибо, – как писал современник прп. Нестора святитель Феофилакт Болгарский, – если мы, живя на земле, ведем себя по небесному, живем без страстей: то имеем Царствие Небесное»6. Частью этого Царства, «приблизившегося» (Мф. 4, 17) и засиявшего среди русских лесов, и была Святая Русь, за которую отдали свои жизни святые Борис и Глеб, и которую их старший брат князь Ярослав защитил от Святополка, спас для нас, чтобы и мы могли стать её гражданами.
Где находится это Царство? Очевидно, там, где пребывает его Царь Христос, Который сказал, что Он – там, где двое или трое собраны во Имя Его (ср. Мф. 18, 20), то есть во имя любви к Богу и ближнему, благодаря которой мы становимся жителями сразу двух миров – не только земного Отечества, но и Святой Руси.
Для святых Бориса и Глеба Святая Русь была не менее реальна, чем родной Киев. Неслучайно, получив во владение Ростов и Муром, святые братья начали править в них так, словно эти города были не земными, а небесными. Прп. Нестор пишет: «Блаженный Борис правил в своем уделе кротко и милостиво, заботясь не только о бедных и нуждающихся, но обо всех людям, и все удивлялись его кротости и смирению», и далее о младшем брате: «Глеб был молод телом, а умом стар и многие милости творил нищим, вдовицам и сиротам». И, хотя история не знает сослагательного наклонения, можно предположить, что, если бы князья Борис и Глеб не погибли в кровавой междоусобице, то под их управлением Ростов и Муром засияли бы поистине небесной красотой.
Не потому ли сегодня мы правим, поступаем и живем иначе, что не верим в реальность Царства Небесного и Святой Руси, которые для нас – не более чем метафора, литературный оборот, «благочестивая пропись». Если так, то мы все ещё далеки от христианства и Христа, Который пришёл благовествовать именно приблизившееся Царство Небесное (ср. Мф. 4, 17). Даже, если мы крещены. Как был далёк от Христа Святополк, несмотря на то, что был крещен в православной вере и носил имя Петра в честь святого Апостола. Однако без любви к Богу и ближнему христианство Святополка превратилось в «окаянство», и, если бы Святополк победил, то не только он – вся Русь под водительством своего «окаянного» правителя могла бы стать «окаянной».
Поэтому на вопрос, за что отдали свои жизни князья Борис и Глеб, можно ответить так – святые братья погибли за то, чтобы не только рядовые граждане, но и правители Руси, по заповедям Христовым, всё делали с любовью к Богу и ближнему. Чтобы Русь стала не «окаянной», а святой.
От Святополка до Гитлера. Что дальше?
Тогда понятно, почему, несмотря на магию круглых дат, мы равнодушно проходим мимо 1000-летия подвига святых Бориса и Глеба или подвига Новомучеников XX века. Потому что, если человек не верит в реальность невидимого Царства Небесного, «горнего мира», то ему остаётся лишь одно – всей душой прилепиться к видимому, земному, «дольнему мiру». Отчего мотивы и действия Святополка или Сталина нам более понятны и ближе, чем подвиг святых страстотерпцев или Новомучеников.
Понятно, почему даже, войдя в ограду Церкви, мы продолжаем требовать от святых все того же благополучия в земных делах – здоровья, успеха в учебе и работе, продвижения по службе, помощи в продаже или приобретении жилья и т. п. И почитаем лишь тех святых, от которых, по нашему мнению, это зависит, а о чём просить мучеников, не знаем. Между тем, именно кровь мучеников, по крылатому выражению Тертуллиана, является «семенем христианства». Само же греческое слово «martis» – мученик, переводится, как «свидетель», поскольку своим подвигом мученики свидетельствуют о верности Христу и невидимому Царству Небесному и, следовательно, о реальности этого Царства.
Тогда понятно, о чем просить святых Бориса и Глеба – о том, чтобы, по примеру и молитвам святых братьев, и мы во всех обстоятельствах своей жизни искали бы «прежде всего Царства Божия и правды его» (ср. Мф. 6, 33). Чтобы, как они старались жить по заповедям Христовым, так и нам помогали всё делать с любовью к Богу и ближнему, и тогда в пределах нашего Отечества – не в переносном, а в прямом смысле – засияет Святая Русь, Царство Небесное.
В противном случае, всё, что мы будем создавать без любви, станет Святополковым, «окаянным». «Окаянная» наука изобретёт новые способы уничтожения людей и природы, «окаянная» культура растлит души, «окаянное» образование подготовит необходимые для этого кадры, а «окаянное» государство осуществит их планы в «окаянном» масштабе.
Если кто-то сомневается в том, что это возможно, пусть вспомнит ещё один юбилей 2015 года – 70-летние окончания Второй Мировой войны, в которой участвовало 60 государств и погибло 55 млн. людей. Пусть вспомнит, что Гитлера остановил именно «крещёный мир» – страны антигитлеровской коалиции, солдаты которых, в своём большинстве, являлись христианами и ради прекращения этой братоубийственной бойни были готовы «положить свои души за друзей своих» (ср. Ин. 15, 13). Как когда-то тысячу лет назад это сделал князь Ярослав и его воины.
Что же впереди? Очевидно, что впереди всё тот же выбор между добром и злом, любовью и ненавистью, Богом и диаволом, который, по-прежнему, «ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить» (1 Пет. 5, 8). Словно в напоминание об этом накануне 1000-летия подвига святых Бориса и Глеба в Киевской земле снова разгорелся пожар междоусобицы, в основе которой всё тоже Святополково желание прожить без любви, но с эффективным менеджментом.
Поэтому, как и тысячу лет назад, исход не только этого конфликта, но всей истории человечества будет зависеть от тех, кто призван стоять за любовь – от христиан. От того, будем ли мы стремиться жить по заповедям Божиим и не только в личной жизни, но также в государственном строительстве, военном деле, науке, образовании, культуре – одним словом, во всём – во главу угла ставить любовь к Богу и ближнему. Как всегда поступали и чему вот уже тысячу лет учат нас святые Борис и Глеб – наши современники.
2015
Воспоминания о Никулицком крестном ходе 15 мая 1997 года
Раннее майское утро. Где-то около шести. Город уже проснулся, но улицы пусты, и тонкий лед в замерзших лужах еще цел. Трудно сказать, каким будет день: небо неясно, а мокрый асфальт не обещает ничего хорошего, но вдруг где-то там высоко на миг просветлеет, и голубой разрыв облаков робкой надеждой согреет сердце. А как хотелось бы погожего дня! Сегодня, впервые в жизни, я иду в крестный ход, однодневный – из Волково в Никульчино и обратно – лесными тропами и лугами, еще не успевшими отдать солнцу весеннюю сырость вятских низин.
