* * *
Медведь проследил взглядом удаляющуюся лодку. Его раздирали противоречивые желания: с одной стороны, хотелось знать - на кого охотились пришельцы, с другой - нельзя было упускать их из виду, если охота шла на него самого.
Когда казанка скрылась за поворотом, осторожность взяла верх и медведь медленно затрусил кустистым берегом вниз по реке, ориентируясь по далеко разносящемуся звуку моторки. Острая боль в спине ушла, уступив ноющему жжению и лишь при резких движениях прострелы, отдающие в голову, заставляли сбавлять бег. Когда звук моторки совсем ослабел, медведь скатился в реку и поплыл по течению. По только что полученному опыту он знал, что находится в воде в присутствии людей было очень опасно, но ледяная вода успокаивала боль и отгоняла вконец озверевших слепней. Да и передвигаться вплавь было не в пример быстрее.
Едва слышимый звук пропал вовсе, медведь забеспокоился - не почувствовали ли люди преследователя? Не затаились ли где в засаде? Зверь, принюхиваясь, как только мог высунул из воды морду и сразу почуял неприятный запах гари, хотя стелящийся по воде сизый дымок моторки совсем уже развеялся. Сквозь бензиновую вонищу едва-едва пробивались и знакомые запахи - леса, разнотравья, береговой живности. Немного успокоившись, медведь вылез на берег - голод давал о себе знать, а запахи говорили о близости дичины. Хозяину повезло, крупный выводок глухарей пешком пробирался через стену ивовых кустов на берег реки, чтобы набить свои зобы камешками - птичьими "зубами" - перетирать склеванные семена. Заметив хищника, стая бросилась было врасыпную, но густые кусты мешали взлететь, а медведю - все нипочем. Одним прыжком он подмял и кусты и одного самого глупого и непроворного птенца выводка, запутавшегося в густых ветвях.
Подкрепившись, медведь долго стоял в раздумье на берегу реки и, возможно повернул бы обратно, но в этот самый миг до него донеся звук далекого выстрела. В подступающих сумерках по реке звуки разносятся очень далеко, медведь знал это. Знал и то, что совсем рядом начинаются земли его соседа другого медведя, который будет очень недоволен появлением незванного гостя.
И тем не менее... Этот звук... Этот выстрел вновь всколыхнул угасшую было ярость. И медведь шагнул в воду.
* * *
Вечером, упаковываясь в спальные мешки, Марина сказала мужу:
- Все же с медведем как-то глупо получилось.
- Ладно, не переживай, - ответил Евгений, - в жизни все происходит от глупости. Даже род человеческий - от глупости! Ведь подавляющее большинство рождается от элементаpного "залета". То есть по той же глупости, по молодости, по пьянке, по... в общем, по чему угодно, но только не в pезультате осмысленной и целенапpавленной работы в этом направлении. Hе веpишь? - Спpоси у своих pодителей. Спpоси у знакомых, в конце концов, которые уже успели отдуплиться, да взять даже нас с тобой - детей пока не планируем, но если вдруг? Ты ж не пойдешь на аборт? Вот и появится незапланированный член общества - как все.
- Хм... Любопытно...
- Да что там детоpождение, - поймав любопытную мысль, Евгений стал развивать тему, - абсолютно все более-менее значимые в этой жизни вещи мы веpшим исключительно по глупости, безо всякого pасчета и планов на будущее. Возьми нашу братию - ученых, каждый гоpдится некотоpым достижением, котоpое он считает своим звездным часом. Я спрашивал некоторых об обстоятельствах тогдашнего твоpчества. Отца спрашивал, академик, как-никак. И все, представляешь? Все! Помявшись, отвечали: "Молодой был... Глупый". Или вспомни наш институт - кто с нашего курса пришел учиться по призванию? Я один! Даже ты подала документы - за компанию с подругой! Она конкурс не прошла, а ты поступила... Дети - "молодой и глупый", профессия - "молодой и глупый", спpоси о любви - ответ тот же. В молодости действительно глупости много, а тpезвого pасчета - мало. Вот поэтому то в сей пеpиод жизни и происходят главные поступки и нетpивиальные достижения. А что делать людям в зрелости, умудpенным кое-каким жизненным опытом? Так что глупость - наше главное оpужие! Понятно тепеpь? Так что спи и не волнуйся. Медведь уже далеко от нас.
- Да я знаю, что далеко. Жалко его - с пулей в спине он может и не выжить, а вот намается перед смертью... - сказала Марина.
- Выживет, медведи - они живучие.
Медведь плыл на запах. Дым костра и забивающая нос бензиновая вонь пробуждали страх, и зверь неоднократно подумывал - не повернуть ли обратно? Но едва лапы касались прибрежной земли, как просыпалась жгучая боль в загривке, убаюканная ледяной водой. И вновь ярость заставляла выгребать на глубину - плыть дальше по течению.
Пятна оранжевых палаток на фоне сумеречного черно-зеленого леса медведь заметил издалека и, несмотря на боль, вылез на берег. Далеко лесом и кустами обошел лагерь геологов, зашел с наветренной стороны и тихонько начал подкрадываться к чужакам. За деревьями их не было видно, однако нос и уши прекрасно информировали о направлении и расстоянии: не только непривычные звуки, но даже едва заметный шорох отлично был слышен в утихшем ночном лесу. Сам же медведь пробирался совершенно бесшумно - ни одна ветка не треснула, ни один листок не шелохнулся.
На привале нервное напряжение за день дало о себе знать необычайной сухостью во рту и Дмитрий выдул три поллитровых кружки чая, а сейчас, лежа в палатке он проклинал этот чай - вылезать из теплого спального мешка, одеваться по полной программе, а иначе ж комары сожрут, да потом при свече опять вылавливать и давить всю дрянь, что налетит внутрь - стоит лишь чуть приоткрыть молнию палатки... Вон их сколько зудит за тонкой тканью - тыщи, мильоны... Или все же потерпеть до утра? Нет, не спалось. Когда лежать стало уже невмоготу, Дмитрий на босу ногу натянул болотные сапоги, накинул телогрейку и быстро выскочил наружу, мгновенно застегнув за собой "дверь". Бросился к реке - на берегу комарья меньше, и не снижая темпа принялся делать свое дело, приплясывая и сбивая второй рукой с голых ног уже успевший присосаться десяток другой летающих вампиров. Облегчив душу, опрометью кинулся было назад... И замер, едва сделав пару шагов. В сумерках белой ночи отчетливо был виден медведь, стоявший между ним и палаткой.
Первым животным желанием было кинуться обратно к реке, но тут разум взял верх и пришло понимание, что это не спасет, что все-равно медведь опередит. Краем глаза Дима заметил топор, брошенный у реки, где он сам этим топором совсем недавно рубил плавник для костра.
Медленно, чтоб не спровоцировать зверя, рабочий попятился к топору. Каким-то шестым чувством он ощутил сзади береговой уступ. Не споткнулся, не упал - также медленно допятился до топора.
Зверь тоже медленно надвигался, внимательно следя за каждым движением человека. Все тело было собрано, готовое на мгновенный прыжок в любую сторону - на врага или на побег - в кусты, даже боль в загривке отступила, отошла и более не беспокоила. Медведь ясно ощущал волны страха, идущие от человека и потому понял - этот, по крайней мере - этот и сейчас, бить издалека, как в первый раз, не сможет, и некоторая уверенность разлилась по его телу: медведь ощутил, что роли охотника и дичи поменялись местами.