Портреты нашихъ спутниковъ описывать много нечего; все это были коренастые ребята изъ различныхъ арабскихъ племенъ, способные на всякую штуку и вооруженные съ головы до ногъ. До Синая эта предосторожность можетъ быть излишнею, но до того, кто думаетъ пробираться далѣе на Акабу или Газу, не мѣшаетъ захватить побольше револьверовъ, которыхъ арабы боятся пуще огня. Насъ, по крайней мѣрѣ, револьверы выручили изъ большой бѣды, о чемъ скажемъ впослѣдствіи.
Снарядившись совсѣмъ, мы накупили провизіи, наполнили свои мѣшки водою и вышли изъ Суэца 22 мая подъ вечеръ. Переправившись черезъ бухту суэцкаго залива, тамъ гдѣ, предполагается, была и переправа евреевъ черезъ Красное море, мы были уже въ пустынѣ…
Синайскій полуостровъ представляетъ собою треугольное пространство, примыкающее къ пустынямъ Суэцскаго перешейка и омываемое съ двухъ сторонъ двумя заливами Чермнаго моря — Акабинскимъ и Суэцскимъ, обхватывающими его какъ руками. Весь полуостровъ наполненъ массою безпорядочно разбросанныхъ горныхъ цѣпей различной формаціи и отдѣльныхъ пиковъ, между которыми проходятъ узкія долины, называемыя арабами «уади»; нѣкоторыя изъ этихъ уади представляются оазисами; большинство же ихъ мертво какъ и окружающая ихъ пустыня. Со всѣхъ трехъ сторонъ полуостровъ замыкается горами. На сѣверѣ его отдѣляетъ отъ пустыни перешейка кряжъ Этъ-Тиха, тянущійся черезъ весь полуостровъ; на западѣ въ нѣкоторомъ отдаленіи отъ моря проходитъ кряжъ Эль-Раха, а по восточному берегу полуострова идетъ прибрежная Акабинская цѣпь. Главный узелъ всѣхъ цѣпей и горъ каменистой Аравіи составляютъ гори Синайскія, изъ которыхъ отдѣльными громадами высятся: Джебель Муса, Хоривъ, пикъ св. Екатерины, Сербаль и Фурейа. Съ вершинъ этихъ горъ можно обозрѣвать всю панораму полуострова… У подножья Джебель-Мусы показалась гробница шейха Салиха, святого, наиболѣе уважаемаго арабами Синайскаго полуострова. Съ обѣихъ сторонъ нашего пути стояли огромныя скалы болѣе тысячи футовъ вышиною; казалось, мы ѣхали между темными каменными стѣнами, такъ какъ многія скалы имѣли крутые отвѣсы; глазъ терялся въ этой массѣ дикаго мраморнаго камня, не оживленнаго ни одною зеленою травинкою, ни однимъ пернатымъ существомъ; только огромныя ящерицы и трехфутовыя змѣи прятались въ каменныя норы при видѣ нашего каравана, бодро шедшаго по извилистымъ тропамъ змѣящейся уади, усѣяннымъ множествомъ камней. Около полудня мы достигли подножья огромной Фурейа, около которой мы и сдѣлали первый привалъ и ночлегъ, надѣясь осмотрѣть хорошенько до вечера его многочисленныя пещеры. Отдохнувши и оставивъ верблюдовъ на попеченіе Юзи, мы съ Ахмедомъ и Рашидомъ отправились на поиски.
Мы цѣплялись на кручи Фурейа, осматривали русла ея зимнихъ потоковъ, поднимали камни, высматривали пещеры, и судьба наградила насъ нѣсколькими находками каменныхъ орудій. Поотставъ немного отъ товарищей, я забрался въ дикое ущелье, которое со всѣхъ сторонъ замыкалось гранитными скалами. Въ одномъ мѣстѣ его вела какъ бы тропинка на вершину Фурейа; я попытался въ полчаса сдѣлать этотъ подъемъ, но, увидавъ, что вершины не достигнуть до наступленія темноты, я остановился и съ трепетаніемъ сердца взглянулъ внизъ и на все окружающее. Я стоялъ одинъ среди великановъ синайскихъ горъ, направо и на лѣво поднимались кручи Фурейа, впереди и сзади открывалась панорама на весь Синайскій полуостровъ, выше меня было одно безоблачное небо, да горный орелъ каменистой пустыни; ниже голыя верхушки громадъ, окружающихъ синайскій горный узелъ. Это собраніе огромныхъ скалъ, пиковъ, горнихъ вершинъ во всѣ стороны опускалось отлого и переходило незамѣтно отъ темнаго цвѣта камня къ желтоватымъ пескамъ пустыни, которая въ сѣверу замыкалась зубчатою стѣною Этъ-Тиха, а къ югу, востоку и западу сливалась съ поверхностями двухъ прекраснѣйшихъ заливовъ, за которыми высились неровныя цѣпи верхняго Египта и собственной Аравіи.
Глазъ не хотѣлъ оторваться отъ этого зрѣлища; ширина, даль и глубина видимаго пространства очаровывали его; какъ-то невольно глазъ перебѣгалъ съ одного края горизонта на другой, перспектива забывалась: море какъ будто плескалось у самыхъ ногъ, пустыня охватывала своимъ просторомъ и замыкала въ своихъ зыбкихъ пескахъ каменные громады, съ пріютившимся на нихъ путникомъ, надъ которымъ было одно небо и котораго не видѣлъ ни одинъ глазъ человѣческій…
Я приготовился уже сойти внизъ по той же тропѣ, которою и поднялся, какъ передъ глазами моими промелькнули рѣзкія очертанія синайскихъ надписей, высѣченныя на стѣнѣ, запиравшей обратный путъ. Невольно, мой взглядъ остановился на этихъ таинственныхъ письменахъ, для которыхъ еще не нашлось Шампольона. Кто не слыхалъ объ этихъ надписяхъ, тотъ не можетъ себѣ и представить, какое ощущеніе объемлетъ человѣка, стоящаго лицомъ къ лицу съ непонятными іероглифами, выражающими мысли и слова давно исчезнувшихъ людей. Синайскія надписи я встрѣчалъ уже не въ первый разъ; ихъ видѣлъ я много въ своемъ путешествіи къ Синаю; всѣ дороги къ монастырю, особенно западныя, на своихъ скалахъ носятъ изсѣченные таинственные знаки, буквы и іероглифы, въ значеніе которыхъ напрасно пытались проникнуть Линанъ, Нибуръ, Робинзонъ и др. Особенно много ихъ въ долинѣ Феране и Моккатеба; послѣдняя уади даже носитъ названіе исписанной, по множеству іероглифовъ, покрывающихъ ея стѣны. На Фурейа я встрѣтилъ эти надписи уже въ послѣдній разъ и все-таки не могъ удержаться отъ того, чтобы не увлечься ими въ десятый разъ и не простоять съ полчаса, ломая голову надъ разборомъ этихъ таинственныхъ начертаній. Эти разнообразные, подчасъ причудливые знаки, изображающіе то животныхъ, то людей, то предметы, то представляющіе подобіе съ іероглифами Египта, то съ литтерами финикіянъ и евреевъ, то съ греческими буквами заманили не одного путешественника заняться разборомъ ихъ, но не давая ключа къ ихъ разъясненію. Напрасно нѣкоторые приписывали ихъ происхожденіе древнѣйшимъ обитателямъ каменистой Аравіи, даже евреямъ, напрасно другіе видѣли въ нихъ письма финикіянъ, напрасно третьи придумывали еще болѣе мудреное ихъ происхожденіе — всѣ эти догадки не помогали дѣлу. Намъ кажетея, что и тѣ, кто приписываетъ начертаніе надписей паломникамъ различныхъ націй, далеко не достигли истины, — ключа къ нимъ пока еще не найдено.
Болѣе полчаса простоялъ я передъ скалою, испещренною таинственными начертаніями, потомъ, бросивъ на нихъ послѣдній вопросительный взглядъ, началъ спускаться. Трудно было подниматься, но спускъ былъ еще труднѣе; камни валились подъ ногами, нога не держалась на камнѣ, мѣстами какъ бы отполированномъ, рукамъ не за что было ухватиться. Не надѣясь спуститься собственными силами, я сдѣлалъ призывной выстрѣлъ, требующій помощи, и на мой призывъ отозвалась двухстволка Ахмеда, спѣшившаго мнѣ на помощь.
