и обязанность колотить их. Иной пользы от заучивания корана я не видел, и никто другой не говорил мне о ней.
Выйдя из школы, я задерживался на разных собраниях, где рассказывали о прошлом. Я любил слушать жития пророков и святых и узнавать о сражениях и битвах царей за власть над государствами. За это мне частенько приходилось сносить побои отца и учителя, так как, когда я исчезал из дома, меня всегда находили в тех сборищах, где рассказывались истории.
Но в заучивании Корана я был нерадив: еле усвоив одну часть, я переходил к другой... Мне это опостылело, я стал ленивым, совсем отупел, у меня не осталось и следа от умственных способностей, а память ослабела вконец» (стр 214) [4]
Увидев бесплодность своего учения в школе, Ахмад Дониш, по совету отца, поступил в медресе. Годы учебы в медресе, хотя и связанные для Ахмада с серьезными материальными затруднениями, сыграли значительную роль в его духовном развитии. Тишина и покой келий медресе дали ему возможность, помимо официальных дисциплин, входивших в учебную программу, самостоятельно изучать историю, литературу, астрономию, геометрию, изобразительное искусство, музыку.
Ахмад Дониш с детства увлекался каллиграфией и рисованием. Он рассказывает, что еще 7-8-летним мальчиком комками сухой глины он рисовал на стенах разные узоры и картинки, старательно выписывал строчки арабской вязи. В годы учебы нужда заставила молодого Дониша серьезно заняться каллиграфией и рисованием, ставшими для него основными источниками пропитания.
Овладев этим искусством самостоятельно, без всякого руководства он, в отличие от других мастеров — своих современников, выработал целый ряд новых приемов и правил.
По просьбе друзей и знакомых Дониш переписывал для них поэтические диваны, оформляя их изящными заставками и рисунками. Он мастерски владел почерками «сулс», «райхон» и «зульф», которыми делались надписи на стенах и сводах зданий, великолепно рисовал пейзажи, животных и батальные сцены в стиле старой классической миниатюры.
Однако, к овладению искусством рисования и каллиграфии, к изучению забытых в его время наук Ахмада Дониша побуждала не только личная, материальная выгода. Он видел величественные памятники искусства и архитектуры, созданные мастерами прошлого, и мечтал, как и они, посвятить свои знания и мастерство благу родной страны, развитию культуры своего народа.
Но не об этом думали эмир и его приспешники в ту мрачную пору реакции и деспотизма. Трудовой люд жил в нищете, народное достояние подвергалось чудовищному разграблению власть имущими — во главе с самим эмиром. Памятники старины разрушались и гибли, уже не говоря о том, что государственными властями не предпринималось никаких мер по благоустройству страны.
Позднее Ахмад Дониш писал: «Когда я основательно овладел этим искусством, никто не строил дома, чтобы делать надписи, и не заказывал рукописи, чтобы украсить их золотом. Тогда я пришел в себя и подумал: «Ну и пустое же ремесло ты избрал, накопил сокровища, которые ни на что не нужны» (стр. 221).
Однако, незаурядные способности молодого Дониша не могли остаться незамеченными. Главный зодчий при дворе эмира, которого Ахмад Дониш называет своим учителем (не упоминая его имени) увидел в юноше большого художника и каллиграфа. Он рассказал эмиру о своем ученике, о мастерстве Дониша в каллиграфии и рисовании, порекомендовав его на придворную службу.
«Эмир, — пишет Дониш, — вызвал меня и велел переписывать простым почерком книги по медицине, истории и определил за каждую рукопись десять дирхемов. Когда мой учитель — да простит его Аллах — покинул этот мир, эмир назначил меня на его должность и установил мне жалование в тысячу дирхемов. С раннего утра до вечера эмир заставлял меня просиживать во дворце и советовался со мной по вопросам, на которые ему отвечал мой покойный учитель. Зодчие и художники приступали к работам лишь по моим указаниям» (стр. 222).
Это было в начале 50-х годов, когда Донишу минуло не более 24-25 лет. Поначалу, как пишет сам автор, он выполнял при дворе обязанности каллиграфа и художника. Однако, вскоре в придворном кругу стало известно о больших способностях Ахмада и в других науках, что привлекло еще большее к нему уважение.
В политической жизни Бухарского ханства этот период ознаменовался дальнейшим расширением благоприятных и дружественных отношений с царской Россией.
В 1857 году эмиром Насрулло была направлена в Петербург делегация, имевшая полномочия посольства, миссия которой состояла в том, чтобы передать русскому правительству соболезнование по поводу смерти Николая I (1855 г.) и поздравить нового императора Александра II с восшествием на престол. Посольство должно было также начать переговоры о расширении и укреплении торговых связей между Россией и Бухарой.
Ахмад Дониш, в это время пользовавшийся уже большим уважением и доверием эмира, был включен в состав делегации в качестве секретаря. Помимо этого эмир Насрулло лично поручил Ахмаду Донишу изучить жизнь и государственное устройство России, чтобы доложить ему об этом по возвращении.
Бухарские послы прибыли в Петербург 9 января 1857 года и оставались там до 11-12 января 1858 года. За это время, кроме участия в официальных встречах и переговорах с министрами и правительственными чиновниками России, они осмотрели многие достопримечательности столицы, в том числе Технологический институт, Александровскую императорскую мануфактуру, заканчивавшееся тогда строительство Исаакиевского собора, фарфоровый завод, императорский ботанический сад, музей Императорской Академии наук, Пулковскую астрономическую обсерваторию, Монетный двор, Царское село (ныне город Пушкин) и др.
Перед глазами Ахмада Дониша открылся совершенно новый мир. Из Бухары — этого царства средневекового феодального гнета и религиозного фанатизма — он попал вдруг в страну, которая на несколько веков опередила эмират во всех отношениях. Он видел, какой высокой ступени технического и культурного развития достигли русские, как многого добились они в овладении силами природы, как велико и могущественно их государство. А Бухарский эмират, выдававшийся эмиром и его прихлебателями за сильнейшую державу мира, тем временем прозябал в нищете и невежестве.
Пристально наблюдая русскую жизнь, Ахмад Дониш думал, что по возвращении на родину обязательно расскажет обо всем эмиру и убедит его принять меры к переустройству страны по русскому образцу. Однако надежды его были напрасны.
Дониш подробнейшим образом изложил все увиденное в России, однако его рассказ, выслушанный не то с удивлением, не то с равнодушием, не отрезвил эмира. Это было полное крушение юношеских мечтаний Ахмада Дониша. И все-таки он еще верил, что эмира можно направить на путь справедливости и гуманности посредством отстранения от управления государством реакционного духовенства и самодуров-правителей.
В 1860 году на бухарский престол взошел эмир Музаффар. Правление этого невежественного и слабовольного человека ознаменовалось еще большим экономическим ослаблением государства и дальнейшим ухудшением положения трудящихся.
