— Я понял, милорд.
— Ему это будет не вредно. «Атропа», конечно, не дворец.
— Я как раз подумал об этом, милорд. Мичманская каюта на «Атропе»…
— И все-таки туда вы его и поместите. Места на шлюпе мало. На линейном корабле ему еще можно было бы выделить отдельную каюту, но на «Атропе» пусть довольствуется, чем есть. Икры и дичи тоже не будет. Я пришлю на этот счет приказы, конечно.
— Есть, милорд.
Заскрежетали тормоза. Экипаж остановился возле Адмиралтейства. Кто-то открыл дверцу, и Сент-Винсент начал приподниматься с сиденья. Хорнблауэр прошел с ним до портика.
— Желаю вам всего хорошего, Хорнблауэр, — сказал Сент-Винсент, протягивая руку.
— До свиданья, милорд.
Сент-Винсент глянул на него из-под бровей.
— У флота есть две обязанности, Хорнблауэр, — сказал он. — В чем состоит одна, мы все знаем — сражаться с французами.
— Да, милорд?
— О другой мы думаем реже. Мы обязаны оставитьпосебе флот не худший, чем тот, в котором служили. Сейчас у вас стаж меньше трех лет, Хорнблауэр, но со временем вы станете старше. Не успеете вы оглянуться, как окажется, что у вас сорок три года стажа, как сейчас у меня. Поверьте, время идет быстро. Возможно, тогда вы повезете ко двору другого молодого человека.
— Э… да, милорд.
— Если это с вами случится, Хорнблауэр, выбирайте тщательно. Человек может ошибаться, но пусть он ошибается честно.
— Да, милорд.
— Это все.
Ничего не говоря, старик пошел прочь, оставивХорнблауэра с Брейсгедлом под портиком.
— Джерви расчувствовался, — сказал Брейсгедл.
— Похоже.
— Я думаю, он хотел сказать, что вы ему приглянулись, сэр.
— Но якорь с наветренной стороны он себе тоже оставил, — заметил Хорнблауэр, вспоминая слова Сент-Винсента, что человек может ошибаться.
— Джерви никогда не прощает, сэр, — серьезно сказал Брейсгедл.
— Что ж… — Хорнблауэр пожал плечами. Служба на флоте приучила его к фатализму. Не следует забивать себе голову неприятностями, которые только могут произойти.
— Я заберу свой плащ, если позволите, — сказал он, — поблагодарю вас и распрощаюсь.
— Может, выпьете чего-нибудь? Чашку чаю? Может хотите поесть, сэр?
— Нет, спасибо, мне пора.
Мария ждет в Детфорде, изнывая от желания услышать про двор и про короля. Она страшно взволновалась, когда Хорнблауэр рассказал ей, куда собирается. Мысль, что ее муж встретится лицом к лицу с помазанником Божиим, поразила ее — пришлось повитухе предупредить, что от излишних волнений у нее может сделаться горячка. А его не только представили королю. Король еще и говорил с ним, обсуждал его дела. Мало того, определил к нему на корабль мичманом настоящего князя — низложенного, правда, но зато своего внучатого племянника, связанного с королевской семьей узами крови. Марию это приведет в такой же восторг, как и то, что Хорнблауэра представили ко двору.
Она захочет узнать о приеме все, и кто на нем был (Хорнблауэр пожалел, что не узнал никого из стоявших за троном), и кто был во что одет. На это ответить будет легче, поскольку женщины на утренний прием не допускаются, а мужчины по большей части были в мундирах. Рассказывать придется осторожно, чтоб не задеть ее чувства. Сам Хорнблауэр сражался за свою страну, точнее сказать — за идеалы свободы и приличий против беспринципного тирана по ту сторону Ла-Манша. Банальный штамп «за короля и отечество» отнюдь не выражал его чувств. Если он готов был положить жизнь за своего короля, это не имело никакого отношения к доброму пучеглазому старичку, с которым он разговаривал утром. Это означало, что он готов умереть за систему свободы и порядка, которую этот старичок олицетворяет. Но для Марии король олицетворяет нечто большее, чем свободу и порядок — он — помазанник Божий, и говорить о нем надо не иначе как с благоговейным страхом. Повернуться к королю спиной было бы для Хорнблауэра нарушением некоего соглашения, сплачивающего страну перед лицом опасности, для Марии — почти святотатством. Надо следить за собой, чтоб не отозваться о старичке легкомысленно.
И при этом, думал Хорнблауэр, покагичка везла его мимо Тауэра, к его службе во флоте Мария подобного пиетета не испытывает. Для нее это достойный джентльмена род занятий, он дает ей общественное положение, иначе недостижимое, способ прокормить ее обожаемого ребенка — детей, теперь, когда родилась маленькая Мария. Но самопожертвование, честь, слава — эти категории мало волновали Марию. Скорее всего она полагала их чисто мужскими выдумками, изобретенными сильным полом для того, чтоб самоутверждаться над слабым, в то время как женские уверенность в себе и сознание превосходства не нуждаются в искусственных подпорках.
С удивлением Хорнблауэр обнаружил, что гичка приближается к «Атропе». Ему следовало смотреть во все глаза: все ли там в порядке и достаточно ли быстро вахтенный офицер приметил идущую по реке гичку. Теперь Хорнблауэр едва успел ответить на приветствия лейтенанта Джонса. Вот Детфордский док, за ним Провиантский Двор. Несколько человек перегоняли с баржи на причал стадо свиней, предназначенных на убой и засолку.
— По сторонам не глазеть! — рявкнул рулевой. Видимо, кто-то из матросов шепотом отпустил шуточку по поводу свиней. Трудно было поверить, что твердые как камень куски вещества, извлекаемые из бочек с рассолом, ведут свое происхождение от таких достойных, таких приличных животных. Хорнблауэр полностью разделял чувства своих матросов.
Рулевой подвел гичку к Детфордскому пирсу, Хорнблауэр вышел на причал и зашагал к «Георгу», где ждала его семья. Сейчас он сядет рядом с Марией и расскажет ей о великолепии Сент-Джеймского дворца. Он подержит на руках дочку, поиграет с сынишкой. Может быть, в последний раз — в любую минуту могут придти приказы, и тогда он поведет «Атропу» в море. Битва, шторм, кораблекрушение, болезнь — какова вероятность, что он никогда не вернется? А если вернется, орущий младенец, которого он оставил, превратится в нарядную маленькую барышню, играющую в куклы. Маленький Горацио начнет писать на грифельной доске цифры и буквы, а то и склонять mensa или учить греческий алфавит. А сам он? Он надеялся, что сможет честно сказать: «Я выполнял свой долг», надеялся, что слабости, о которых он слишком хорошо знал, не помешают ему достичь чего-нибудь, чем его дети смогли бы гордиться.
Итак, это будет Средиземное море. Хорнблауэр сидел на парусиновом стуле в каюте «Атропы», перечитывая приказы.
Сэр, Лорды члены Адмиралтейского совета поручили мне…
Он должен со всей возможной поспешностью подготовиться к плаванию и проследовать в Гибралтар. Там его будут ожидать приказы вице-адмирала, командующего Средиземноморским флотом. Если эти приказы задержатся, Хорнблауэру надлежит узнать вероятное местоположение вице-адмирала, с той же поспешностью его разыскать и поступить под его командование.
