... Наконец мы тепло простились с гостеприимными английскими зимовщиками и перелетели на свою базу для продолжения работ.
7 февраля я получил радиограмму:
«15 февраля рейсом из Ленинграда на Ил-76ТД вылетает начальник управления А. А. Яровой. Прошу, по возможности, к его прилету на станцию «Молодежная» прибыть туда же командира отряда Кравченко и старшего инженера Акимова для решения вопросов дальнейшего использования авиации при обеспечении САЭ. Макаров».
Я подумал, что более неудачного времени для такого визита выбрать было невозможно. Приходили и другие радиограммы, в том числе одна для сведения:
«Начальник УГАЦ Яровой, прибывающий первым Ил-76 18 февраля, этим же рейсом убывает на Родину».
Этим же рейсом?! Как оказалось, прилетает и комиссия из Мингео, которой необходимо побывать на «Дружной-4», «Союзе», Прогрессе»...
Учитывая сложившуюся ситуацию, во все адреса 17 февраля я отправил радиограммы с подробным объяснением:
«Начиная с 10 февраля по сегодняшний день «Дружная-3», все полевые «точки», лагери, участки работ в Западном секторе находятся под влиянием глубокого циклона с ветром 25-40 м/с и ограниченной видимостью до 10 метров. Все программные работы остановлены, календарные сроки уходят, выполнение плана осложнилось. В «Новолазаревской» осталось топливо только для дозаправки двух бортов на перелет в «Молодежную». В этой ситуации лучшим вариантом может быть прилет Ил-76 в «Новолазаревскую» на стыковку с Ил-14, с попутной загрузкой 30 бочек топлива из «Молодежной». На аэродроме «Новолазаревской» можно провести совещание по использованию авиации по обеспечению САЭ (считаю такое совещание остро необходимым, предложения продуманы). При наличии погодных условий прибуду первым рейсом с инженером Акимовым. Вариант моего прилета в «Молодежную» сохраняется при наличии погодных условий, в этом случае борт номер 61720 отторгается от программных работ на нужды двух научных групп на несколько дней. Отторжение борта номер 61650 возможно только при снятии аппаратуры заказчика и установке дополнительного бака, что полностью исключит завершение основной программы в Западном секторе группой Щеринова. Выполнение полета в «Молодежную» любым бортом приведет к полному расходу топлива в «Новолазаревской», перелет двух бортов в «Молодежную» после окончания работ на базе для выполнения полетов на ГУГК, НЭЦ УВД станет возможным только после завоза топлива на «Новолазаревскую». (Прошу учесть погодные условия в марте). По второму вопросу — доставку комиссии Мингео на «Дружную-4», полагаю, можно выполнить обратным рейсом Ил-14 группы «Мирного» после доставки «Метелицы» в «Молодежную». Прошу внимательно рассмотреть оба варианта. Ответ, по возможности, ускорьте. Кравченко».
Но я его не получил. И пришлось гнать Ил-14 с базы на «Молодежную» на расстояние 2200 километров (до «Новолазаревской» 850 км), выкачивать топливо в «Новолазаревской». Прибыли поздно вечером. Ил-76ТД уже прилетел. Начальник управления находился в Доме авиатора на нижнем аэродроме. К сожалению, он вовремя не поужинал в кают-компании станции, а нам его и покормить-то было нечем — у техников нашли только банку бобов в томате и все. После нашего полусуточного перелета ждать каких-то результатов от совещания в течение оставшейся части ночи не имело смысла. Свои предложения мы подготовили заблаговременно. Да и что нового можно было сказать? Одни и те же недостатки отмечались на протяжении многих экспедиций. К тому же разговор должен был идти на одном языке, но об этом и мечтать не приходилось — у начальника управления для посещения «точек» наших работ времени не нашлось. Я ответил на все его вопросы, но совсем не был уверен, что он понял мои ответы, поэтому спросил — есть ли у него возможность слетать к месту работ? Он ответил, что такой возможности нет. Я только скрипнул зубами...
Этим же рейсом прилетели руководители Севморгео (основные наши заказчики по полевым работам) и попросили о встрече на станции той же ночью. Мой начальник было воспротивился, но они пришли сами, несмотря на возражения Ярового — между ними почему-то не сложились взаимоотношения во время перелета. Я разложил рабочую карту Западного сектора прямо на полу, коротко обрисовал обстановку и предварительные результаты работ. Гости задали несколько вопросов — конкретных, деловых. С ними-то разговор шел на одном, понятном нам языке, поэтому ничего дополнительно объяснять не пришлось. Результатами работ они остались довольны и вскоре ушли.
Мы продолжили начатый разговор о делах авиации, но удовлетворения от него никто не получил. Было еще темно, когда за начальником управления прибыл вездеход, чтобы доставить его к вылету домой на Ил-76ТД.
— Вы поедете меня проводить? — спросил он.
— Нет, Анатолий Александрович! — сказал я. — Пойду к синоптикам. Нужно готовиться к вылету. Время поджимает. Погода портится. Машина нужна на «Дружной-3».
Видимо, он здорово обиделся и удивился, потому что на Большой земле традиционно таких больших начальников провожают до трапа. Но я понимал, что в Антарктиде в конце февраля промедление с вылетом на час может обернуться потерей нескольких дней, и потому нарушил «этикет». Ил-76ТД ушел, улетели и мы.
Работа пошла своим чередом. В один из дней маленькой серебристой точкой на большой высоте над нашей базой прошел Ан-74, улетавший домой. Связались с ним по радио, пожелали доброго пути на Родину. С большой высоты они, наверное, и не увидели ни нашей полузанесенной базы, ни полевых «точек» с какими-то палатками или фанерными домиками. Проплыла над нашими головами надежда на новую авиатехнику в Антарктиде и растаяла. Вскоре мы получили короткую радиограмму:
«Поставка Ан-74 в 1989 году отменяется. Прошу довести это до личного состава и учесть при получении согласия участия в 35-й САЭ».
Хороший самолет, решил я для себя, но для Антарктиды без лыж не годится. Он не сможет заменить Ил-14 ни на одном виде работ. И мне стало грустно...
28 февраля — новая информация:
«В 35-й САЭ планируется отправка в Антарктиду трех самолетов Ил-14...» Сразу же последовали и указания: «Для обеспечения 35-й САЭ прошу организовать вывоз всех «лир» самолетов Ил-14, лыжи со всех списанных самолетов и со струга в «Мирном» в комплекте, оборудование со списанных самолетов Ил-14...».
Далее шел длиннющий список агрегатов, узлов, антенн, изоляторов, кронштейнов «и прочее, и прочее» — вплоть до лыж со сгоревшего самолета и списанных Ил-14 на «Комсомольской», «Молодежной», «Дружной-3». Все понятно — на технической базе в Мячково уже не осталось ничего, чтобы обеспечивать авиатехнику для работы в Антарктиде, если перешли к таким мерам. Я ухмыльнулся про себя — маловероятно, что тот, кто давал это указание, ясно представлял себе, какими силами и средствами можно выполнить эту работу в Антарктиде, да еще в марте. И сразу же пришла еще одна новость:
