Здесь кораблей было много, они проходили вдали и вблизи по хмурому, изжелта-серому морю, мимо окон Итальянского дворца. Но ни разу еще нога Васи не ступала на корабельную палубу.
И вот однажды он увидел корабль совсем близко, не на воде, а рядом, в огромном зале дворца. Это был трехмачтовый фрегат, на котором корпусный боцман учил старших кадетов управлять парусами.
Вася целый час простоял в толпе гардемаринов, слушая боцмана.
Грот-мачта, бизань-мачта, гюйс, контра-брасы, галфвинд — то были сладкие слова, которые Вася уносил с собою, как уносят запах моря впервые познавшие его.
Побывав однажды на таком уроке, Вася медленно возвращался по коридору к себе в спальню. День кончался, и в коридоре никого не было; только один маленький кадетик стоял у дверей и плакал.
Вася подошел к нему и заглянул в лицо. Оно было смугло, большие черные глаза смотрели на Васю смущенно. Мальчик, видимо, стыдился своих слез. В руках у него был тяжелый гардемаринский сапог, старательно, до глянца начищенный щеткой, которую он держал в другой руке.
— Как тебя зовут? — спросил Вася.
— Петя Рикорд, кадет первого класса, — отвечал мальчик.
— Чего же ты плачешь? — спросил Вася, хотя сразу понял, что кто-то из старших заставил его чистить себе сапоги. Это было обычное право старших, которое редко кто из первоклассников решался нарушить. Не нравился этот обычай Васе. Он спросил:
— А чьи это сапоги?
— Дыбина, — ответил Рикорд печальным голосом.
Вася подумал секунду. Дыбин не был «старикашкой». Он был уже гардемарином, на один класс старше Васи, друг Чекина, но не чета ему.
Дыбин был широк в плечах, силен и ловок, и взгляд его светлых глаз был всегда смел и дерзок. Ссориться с ним избегали все кадеты, даже те, кто считал себя сильнее его.
Однако Вася сказал:
— Отдай мне сапоги, я отнесу их Дыбину, пускай сам чистит. Ты, чай, тоже дворянин?
— Да, дворянин, — ответил Петя, но сапог все же не отдал. В глазах у него появилось выражение недоверия, даже испуга, — он не верил, что Вася может защитить его от Дыбина.
— Отдай, не бойся. Он тебя бить не будет, драться с ним буду я.
Петя отдал сапоги. Один из них был недочищен. Вася взял их и пошел в спальню гардемаринов. Там никого не было, только одни Дыбин сидел у себя на кровати и в ожидании сапог грыз орехи, которые доставал из-под подушки. Он был без мундира. Под холщевой казенной рубашкой, какие носили все кадеты, выразительно обрисовывались его сильные плечи и все его крепкое, стройное тело. Лицо у него было белое, черты твердые, выражение немного жестокое.
Увидев свои сапоги в руках Головкина, он удивился, и светлые, холодные глаза его прищурились, что не предвещало Васе ничего хорошего. Однако тот спокойно подошел к Дыбину и поставил сапоги возле него.
— Ты Пустошкину в прошлом году сапог не чистил, хоть он и старше был? — спросил Вася.
— Не чистил, — ответил Дыбин.
— Хлестался с ним за это?
— Хлестался. Так что из того?
— Я могу с тобой за Петю Рикорд а тоже хлестаться. Хочешь? — предложил Вася и стал в позицию, готовясь отразить удар, который, казалось ему, должен был последовать немедленно за столь дерзким вызовом.
Но Дыбин даже не пошевелился. Лицо его оставалось спокойным. Лишь презрительная улыбка появилась на его твердых, обветренных губах.
— Что я, Чекин, что ли? — сказал он наконец. — Я никогда сразу не хлещусь вот тут, в спальне, я не попович. Ты меня вызвал. Теперь слово за мной. Жди, когда скажу. Хлестаться будем при всей роте. А то никто и позора моего не увидит, — ехидно улыбнулся он. — А до того Петьку трогать не буду, — продолжал он. — Когда же побью тебя, снова заставлю чистить сапоги. Жди моего ответа, Головнин, — сказал он тихо, с подчеркнутой вежливостью, как настоящий дуэлянт.
Вася вышел.
«Лучше бы хлестаться сейчас же», — подумал он. Ожидать драки нехватало терпения. Гнев не долго держался в его сердце, а гнев придает силу ударам.
Петя все еще стоял в коридоре, прижавшись к стене. Увидев Васю, он подошел и поднял на него свои всегда блестевшие влажным блеском глаза южанина и робко протянул ему руку. Вася с улыбкой пожал ее.
— Он не бил тебя? — спросил Петя.
— Нет, — ответил Вася, — мы будем хлестаться потом.
Петя с восторгом смотрел на своего неожиданного заступника и покровителя. Драться с Дыбиным? Не каждый мог на это решиться!
— Я буду чистить сапоги тебе, — предложил Петя, — коли это полагается в корпусе.
— Не надо, — строго сказал Вася. — Разве для того я буду драться с Дыбиным, чтобы не ему, а мне ты чистил сапоги?
— Тогда я буду тебе другом, — сказал мальчик и робко добавил: — Но, может, ты не захочешь с первоклассником водиться?
Вася с улыбкой положил свою руку на плечо Пети.
— У меня нет небрежения к младшим, — отвечал Вася, которому нравился столь неожиданно приобретенный друг. Он впервые посмотрел на него своим внимательным взглядом засмеялся: — У меня волос черный, а у тебя еще черней. Отчего это?
— Мой отец и мой дед были итальянцами, — ответил Петя. — Разве то худо?
— Нет, не худо, — сказал Вася весело. — Ну и что ж... Вон добрая земля всегда черная — я видел у нас в Гульенках, как мужики пахали. Я буду драться, а рыцарский девиз мои будет: «За правых провидение». Я прочел это недавно у одного сочинителя, имя коего весьма славно. А ты корабль любишь? — спросил он, быстро переходя от одной темы к другой.
— Не плавал ни разу, но люблю.
— И я люблю, — сказал Вася. — Пойдем сегодня же, я покажу тебе корабль.
И мальчики пошли по длинным, освещенным вечерним солнцем коридорам сумрачного дворца.
Поздно вечером, когда все в корпусе спали, Вася в самом деле показал своему новому другу обещанный корабль. Это было то самое трехмачтовое судно, у которого Вася не так давно слушал урок корпусного боцмана.
В огромном зале сгустились сумерки белой ночи. В чуткой тишине звонко отдавались шаги двух мальчиков.
Они поднялись по трапу на борт. Тут пахло деревом, парусиной, смолой, все здесь было, как на настоящем корабле: при странном свете белой ночи блестела палуба, белели паруса, уходили в вышину мачты. И только не было моря, не было его вечного движения и шума и ветер не наполнял парусов.
Мальчики долго стояли на баке. Этот трехмачтовый корабль в полном парусном оснащении казался им томящимся пленником.
Глава восемнадцатая
НА БАШЕНКЕ ИТАЛЬЯНСКОГО ДВОРЦА
В самом углу Итальянского дворца высилась кубическая башня с барабаном, в свою очередь венчавшимся башенкой меньших размеров, на которой развевался флаг корпуса с изображением двуглавого орла, державшего в своих лапах якоря.
