Сэр Фрэнсис узнал эту статую.
– Кали… – пробормотал он. – Богиня любви и смерти.
– Насчет смерти согласен, но любви – никогда! – ужаснулся Паспарту. – Жутковатая тетушка!
Парс знаком приказал ему замолчать.
Вокруг статуи металась, беснуясь и корчась в конвульсиях, толпа престарелых факиров, их тела были испещрены полосами охряного цвета и крестообразными порезами, из которых капля за каплей сочилась кровь. Это были те самые одержимые недоумки, что во время индусских религиозных церемоний все еще бросаются под колесницу Джаггернаута.
Следом шагали несколько брахманов во всем великолепии своих восточных одеяний. Они вели женщину, едва державшуюся на ногах.
Женщина была молода, белокожа, словно европейка, и с головы до пят обвешана множеством драгоценностей: они сверкали у нее на голове, на шее, плечах, ушах, на ее руках и щиколотках. Ожерелья, браслеты, серьги и кольца, казалось, отягощали ее свыше сил. Шитая золотом туника и покрывало из легкого муслина не скрывали очертаний ее тела.
Вслед за молодой женщиной – контраст, мучительно режущий глаз, – воины с обнаженными саблями, заткнутыми за пояса, и длинными пистолетами с серебряной насечкой несли в паланкине мертвеца.
Это был труп старика в великолепном наряде раджи. Как и при жизни, на голове у него красовался тюрбан, расшитый жемчугом, на кашемировом поясе, перехватывающем златотканый шелковый халат, сверкали бриллианты. Пышное убранство трупа дополняло драгоценное оружие. Все говорило о том, что покойный – какой-то индийский князь.
Следом шли музыканты, а замыкала кортеж толпа фанатиков, вопли которых порой заглушали даже барабаны.
При виде этого торжественного шествия лицо сэра Фрэнсиса Кромарти сильно омрачилось, и он, обращаясь к проводнику, тихо произнес:
– Сутти!
В ответ парс утвердительно кивнул и приложил палец к губам. А длинная процессия текла под сенью деревьев, пока последние беснующиеся фигуры не скрылись в лесной гуще.
Мало-помалу и песнопения затихли. Порой издали еще долетали отдельные особенно неистовые вопли, и наконец все погрузилось в глубокое молчание.
Филеас Фогг расслышал слово, сказанное сэром Фрэнсисом Кромарти. Как только процессия удалилась, он спросил:
– Что такое «сутти»?
– Сутти, мистер Фогг, – отвечал бригадный генерал, – это человеческое жертвоприношение, но добровольное. Женщину, которую вы только что видели, сожгут завтра на рассвете.
– Ох, сволочи! – воскликнул Паспарту, не в силах сдержать негодование.
– А этот труп? – спросил мистер Фогг.
– Это тело ее мужа, раджи, – отвечал проводник. – Правитель независимого Бундельханда умер.
– Как? – не унимался Филеас Фогг, хотя ни единая нотка в его голосе не выдавала ни малейшего волнения. – Здесь все еще существуют эти варварские обычаи? И англичане не могут покончить с ними?
– На большей части индийской территории такие жертвоприношения уже не допускаются, – сказал сэр Фрэнсис Кромарти, – но есть дикие окраины, где мы не имеем никакого влияния. Особенно в Бундельханде. На северных склонах Виндхья убийства и грабежи – повсеместное явление.
– Бедняжка! – прошептал Паспарту. – Сгореть заживо!
– Да, – вздохнул бригадный генерал, – ее сожгут, но если бы она на это не пошла, вы представить не можете, на какую жалкую участь обрекло бы ее собственное семейство! Тогда ей обреют голову, ее будут держать впроголодь, не давая иной пищи, кроме нескольких горсточек риса, от нее все отвернутся, считая грязной тварью, и она умрет где-нибудь в темном углу, как шелудивая собака. Зачастую именно ужас перед подобной перспективой скорее, чем любовь к покойному или религиозный фанатизм, толкает этих несчастных на мученическую смерть. Тем не менее иногда жертва и в самом деле оказывается добровольной, в таких случаях требуется особенно энергичное вмешательство властей, чтобы этому помешать. Скажем, несколько лет назад, когда я жил в Бомбее, одна молодая вдова обратилась к правительству с просьбой разрешить ей сжечь себя вместе с телом покойного супруга. Власти, разумеется, ответили отказом. Тогда вдова покинула город, бежала во владения одного независимого раджи и там все-таки осуществила свой замысел.
Пока говорил бригадный генерал, проводник только молча качал головой, когда же рассказчик умолк, тот вставил:
– Жертвоприношение, которое совершится завтра на заре, не добровольное.
– Почему вы так думаете?
– В Бундельханде все это знают, – сказал проводник.
– Однако несчастная не оказывала никакого видимого сопротивления, – заметил сэр Фрэнсис Кромарти.
– Это потому, что ее одурманили парами опиума и конопли.
– Но куда они ее увели?
– В пагоду Пилладжи, в двух милях отсюда. Там она проведет ночь в ожидании часа жертвоприношения.
– И когда, вы говорите, он наступит?
– Завтра, при первых проблесках зари.
С этими словами проводник вывел слона из зарослей и взобрался ему на шею. Но он не успел условным свистом подать сигнал, что пора в дорогу. Мистер Фогг удержал его и обратился к сэру Фрэнсису Кромарти:
– А что, если мы спасем эту женщину?
– Спасти эту женщину, мистер Фогг? – вскричал бригадный генерал, не веря своим ушам.
– У меня еще двенадцать часов в запасе. Я могу себе позволить потратить их на это.
– Ого! Да вы отчаянный человек! – сказал сэр Фрэнсис.
– Разве что изредка, когда у меня есть время, – невозмутимо ответил Филеас Фогг.
Глава XIII
где Паспарту уже не впервые доказывает, что фортуна любит смельчаков
Замысел был дерзким, возможно, невыполнимым: ситуация топорщилась препятствиями, как дикобраз – иглами. Опасность грозила жизни или, по меньшей мере, свободе мистера Фогга, а следовательно, на карту был поставлен исход его пари. Но наш джентльмен не колебался. Тем паче, что в лице сэра Фрэнсиса Кромарти он нашел решительного сторонника.
Что до Паспарту, на него тоже можно было положиться: он тотчас приготовился действовать. Его необычайно вдохновила идея хозяина. Он почувствовал теперь, что сердце и душа живы под этой ледяной броней. Воистину, Филеас Фогг теперь достоин его любви.
Но оставался еще проводник. Какую позицию займет он? Не примет ли сторону индусов? Если на его содействие нет надежды, необходимо заручиться хотя бы гарантией невмешательства.
Сэр Фрэнсис Кромарти напрямик задал ему этот вопрос. И в ответуслышал:
– Господин офицер, я парс. А та женщина – парсианка. Располагайте мной.
– Отлично, проводник, – одобрил мистер Фогг.
