— Мы стремимся к тому, — говорит Цеван Цзигме, — чтобы наши выпускники овладели всеми богатствами тибетской культуры, но не замыкались в ней, а развивали традиции своего народа как часть многонациональной культуры Китая, общечеловеческой цивилизации.
После мятежа 1959 года были наказаны лишь его главные зачинщики. Отбыв срок, они получили назад свои дома и другое конфискованное имущество, кроме земель и скота. Вернулись на родину и многие из тех, кто ее покинул. Республика готова принять и остальных, не вспоминая об их прошлом.
Какова же позиция Пекина в отношении далай-ламы?
— Мы по-прежнему относимся к нему с уважением, — сказали мне в правительственном комитете по делам национальностей. — Готовы предоставить ему высокий государственный пост, например заместителя председателя Всекитайского собрания народных представителей. Приветствовали бы его возвращение на родину. Но при единственном условии: далай-лама должен отказаться от сепаратистских призывов к «независимому Тибету».
Китай настороженно относится к тому, что, признавая компетенцию Пекина в вопросах внешней политики и обороны, далай-лама выступает за самостоятельность законодательной, исполнительной и судебной власти в автономном районе. Тибет, по его словам, должен стать «самоуправляемой демократической политической единицей, находящейся в ассоциации с Китайской Народной Республикой».
Пекин усматривает в слове «ассоциация» притязания на нечто большее, нежели районная Национальная автономия в рамках КНР. Для сомнений есть основания. И тем не менее возможность компромисса, по-моему, существует. Основой его могло бы послужить Соглашение 1951 года о мирном освобождении Тибета. Ведь, соглашаясь сохранять в ведении Пекина внешнюю политику и оборону, далай-лама тем самым рассматривает Тибет как составную часть Китая. Стало быть, нужно договориться лишь о конкретном содержании термина «самоуправление». Тибетский народ не захочет возврата к феодальным порядкам. Но велика ли беда, если конкретные формы местной власти в Тибете будут иными, чем в других частях страны? Ведь для Гонконга и Тайваня оказалась приемлемой даже формула «одно государство — две системы».
Самоопределение — это право сделать выбор, который совсем не обязательно ведет к отделению. Достаточно вспомнить о Шотландии или Баварии, имевших многовековые традиции государственности. Что же касается Тибета, то при обоюдной готовности пойти навстречу друг другу путь к примирению можно найти. Возможности для возвращения далай-ламы, на мой взгляд, не исчерпаны. Ими стоило бы воспользоваться. Ибо его авторитет среди верующих по-прежнему велик и мог бы послужить на благо тибетского народа, на благо национального единства Китая.
Союз знания и праведности
Вновь и вновь думаю о правоте слов далай-ламы, сказавшего мне когда-то: «“Купальная неделя” — лучшая пора, чтобы посетить Тибет не только в первый, но и во второй раз». Волею судьбы вновь довелось застать этот старинный народный праздник.
После седьмого новолуния по местному календарю на небе появляется Венера, возвещая о начале осени. В эти дни люди целыми семьями приходят к горячим источникам или собираются на берегах рек и озер. Ритуал омовения на «купальной неделе» бывает торжественным и радостным. Поскольку поблизости от Лхасы нет горячих источников, горожане спускаются к реке Кичу. Сначала каждый усаживается на корточки и моет голову, затем растирает тело и наконец окунается в воду. Погода вроде бы не самая подходящая: градусов 10–15. Но купаться весной, когда в горах тают снега, еще холоднее. Летом, в сезон дождей, вода становится мутной. Так что начало осени действительно лучшее время для «купальной недели». Женщины приносят к реке стирку, мужчины — выпивку. И все завершается веселым пикником.
Осеннее купание в чем-то смыкается с древним тибетским обычаем окунать младенца в ледяную воду, дабы проверить, крепким ли он родился. Процессия родственников и соседей шествует к горному потоку. Бабушка раздевает новорожденного и погружает его в водопад. От нестерпимого холода тело ребенка сначала краснеет, а потом синеет. Он истошно кричит, а затем умолкает и кажется неживым. Но тибетки точно знают, когда прервать испытание. Младенца вынимают из воды, укутывают в овчину. Считается, что, если он выживет, будет здоровым. А если умрет — избавит себя и родню от страданий.
«Купальная неделя» считается самой благоприятной порой для сбора целебных растений, для приготовления тибетских лекарств, вообще для исцеления от болезней. Об этом я узнал еще в 1955 году, когда посетил Мэнцзикан — Школу астрологии и медицины. О мастерстве тибетских врачей мне тогда целый день рассказывал Кенраб Норбу. По повелению далай-ламы тринадцатого он в 1916 году основал Мэнцзикан и, бессменно возглавляя его, был личным лекарем далай-ламы — как предыдущего, так и нынешнего.
Эта беседа особенно запала в память, ибо именно Кенраб Норбу предсказал, что у меня родится не сын, а дочь. Телеграмма, пришедшая в Лхасу из Москвы две недели спустя, известила меня, что это действительно произошло. Надеялся показать главе Мэнцзикана его фотографию в моей книге «Путешествие в Тибет». Но тогдашний собеседник на сей раз предстал передо мной в виде золотой статуи, под которой значились даты: 1883–1962. Оказалось, что Кенраб Норбу скончался и был канонизирован. Основатель Мэнцзикана воспитал более тысячи последователей. Причислив своего учителя к лику святых, они продолжают его дело.
После 1959 года Школа медицины и астрологии была преобразована в Госпиталь тибетской медицины, состоящий из больницы, поликлиники, фабрики лекарств и двух исследовательских бюро — по медицине и по астрологии. Главной задачей четырехсот сотрудников госпиталя стало не учить врачеванию, а лечить больных. Престиж Мэнцзикана среди тибетцев очень велик. Но обращаться туда за помощью могли лишь избранные. Как только лечение стало доступным, народ повалил валом. Лишь поликлиника приняла за год 202 тысячи человек. Что же касается подготовки тибетских врачей, то для этого теперь специально создан факультет в университете. Там обучаются триста студентов. А преподают им лучшие специалисты Мэнцзикана, ученики Кенраба Норбу.
Двое из них беседовали со мной в том самом зале, где я когда-то встречался с основателем Школы медицины и астрологии. Стены его по-прежнему увешаны старинными картинами на шелке. Они изображали строение человеческого тела, его внутренних органов, обозначали места для кровопускания, иглоукалывания, прижигания. Другие давали наглядное представление о шести тысячах натуральных лекарственных средств, применяемых в тибетской медицине. Третьи походили то ли на шахматную доску, то ли на кроссворд. Это были астрологические таблицы.
