Жестокие лишения заставили нас тронуться в путь. Когда наша доля медвежатины была съедена, мы надели лыжи и направились к реке Ред-Ривер в надежде встретить других индейцев или добыть по пути какую-нибудь дичь. Еще до похода я научился ставить петли на зайцев-беляков, и на первой же ночевке, пробежав вперед по дороге, которой мы собирались идти на следующий день, расставил там несколько петель. Я рассчитывал проверить их назавтра, проходя мимо. После ужина – в голодные времена мы ограничивались только одним приемом пищи в день – наши запасы продовольствия свелись к литру медвежьего жира, хранившегося в горшке. Жир на морозе затвердел, и горшок был обвязан куском кожи.
Утром я уложил горшок вместе с другими вещами на санки и пошел вперед, чтобы проверить петли. В одной из них я нашел зайца-беляка и решил позабавить свою мать. Недолго думая я засунул живого зайца в горшок с медвежьим жиром, который снова обвязал кожей. Вечером, на стоянке, я с нетерпением ждал минуты, когда мать начнет открывать горшок, чтобы покормить нас, заранее представляя, что будет, когда оттуда выскочит заяц. Но, к моему удивлению, жир, несмотря на страшный холод, оттаял, и зверек наполовину захлебнулся в нем. В тот момент старая индианка как следует меня отчитала, но еще много лет спустя смеясь вспоминала внезапное появление зайца из горшка. Всю свою жизнь не могла она забыть и жадности соседей-индейцев, от которых мы тогда ушли.
Мы уже были в пути несколько дней, когда вдруг обнаружили следы охотников; немного спустя нам посчастливилось найти брошенную ими бизонью голову. Эта неожиданная находка утолила муки голода, и мы пошли дальше по следам, пока не достигли, наконец, стоянки наших друзей с реки Ред-Ривер.
Это была большая группа индейцев кри, предводителя которых звали Ас-син-ни-бой-найнси. Вождя сопровождал его зять Син-а-пег-а-гун. Они встретили нас сердечно и радушно, сытно накормили и снабдили самыми необходимыми вещами. Но через два месяца бизоны и другая дичь стали попадаться редко, и всем нам пришлось голодать. Однажды мы с Ва-ме-гон-э-бью бродили по прерии целый день, пока не дошли до реки, носящей название Понд. Там мы нашли бизона, но такого старого и дряхлого, что даже шерсть у него вся вылезла. Съедобным оказался только язык. Длинный переход истощил наши силы. А тут еще подул холодный ветер и поднялась сильная метель. Сколько мы не осматривались, нам не удалось обнаружить на расстилавшейся перед нами обширной равнине ни одного дерева. Торчало только несколько молодых дубков, доходивших до плеча взрослому мужчине. Нам ничего не оставалось, как спрятаться на ночь за этим ненадежным укрытием. После долгих трудов нам удалось наконец разжечь небольшой костер из тонких сырых веток. Когда земля под огнем просохла, мы сгребли угли, улеглись на горячую золу и провели здесь бессонную ночь. На следующее утро мы пошли к своей стоянке, хотя погода была еще хуже, чем накануне, и сильный ветер не прекращался. При хорошей ходьбе нам пришлось бы идти целый день, но мы так ослабели от голода и холода, что только поздно ночью добрались до палатки. Ва-ме-гон-э-бью, менее истощенный, шел впереди. Когда он оглянулся, мы одновременно заметили, что у нас отморожены лица. Недалеко от палатки я окончательно выбился из сил. Брат, оставив меня, дошел до лагеря и послал на помощь двух женщин. Руки и лица у нас были сильно обморожены, но ноги не пострадали благодаря хорошим мокасинам.
Так как голод в лагере не прекращался, было решено разделиться и разойтись в разные стороны. Нет-но-ква задумала пойти со всей своей семьей к торговой фактории, принадлежавшей ранее м-ру Генри, утонувшему в реке Колумбия из-за того, что перегрузил свою лодку. На месте фактории возникло теперь поселение, называющееся Пембиной. Остаток зимы мы провели вместе с другими индейцами, добывая пушного зверя для торговцев. Весной с этими же индейцами мы вернулись к озеру, где остались наши каноэ. Все наше имущество лежало нетронутым. Когда к мехам, взятым из наших сунжегвунов, добавилась пушнина, добытая на реке Ред-Ривер, так что получилось 11 связок по 40 бобровых шкурок и 10 связок других мехов, мы решили вернуться на озеро Гурон и продать меха в Маккинаке. У нас был еще большой сунжегвун у озера Рейни-Лейк. Хранившиеся там меха вместе с добытой пушниной сделали бы нас богатыми людьми. Напомню здесь, что Нет-но-ква не слишком доверяла честности торговцев и оставила много ценных мехов недалеко от торговой фактории у озера Рейни-Лейк. Но, возвратившись туда, мы нашли свой сунжегвун взломанным. Не осталось ни одной шкурки, не говоря уже о связке. В фактории мы обнаружили одну связку мехов, очень похожую на нашу, но нам не удалось установить, кто же ее похитил – сами торговцы или индейцы. Нет-но-ква вышла из себя и без колебаний обвинила в краже торговца. Когда мы добрались до маленького домика на другой стороне Большого волока, ведущего к озеру Верхнему, местные индейцы, работавшие на купцов, предложили перевезти наши связки на своих повозках. Но старая индианка прекрасно знала, что если меха попадут в руки торговцев, то вернуть их обратно будет очень нелегко, а может быть, и совсем не удастся. Поэтому она отказалась от помощи. Так как мать не захотела перевозить меха по дороге, используемой белыми, нам пришлось затратить несколько дней, чтобы перетащить их на себе. Когда мы прибыли на другую сторону Большого волока [Гранд-Портидж], Мак-Джилливрей и Шейббойе встретили Нет-но-кву необычайно любезно. Они угостили ее вином и настояли, чтобы она сложила свои меха в предоставленном ей помещении. Сначала купцы по-дружески пытались уговорить ее продать пушнину, но, видя, что индианка и не думает расставаться с мехами, перешли к угрозам. Молодой сын Шейббойе хотел даже отнять меха силой, но тут вмешался отец, он приказал оставить старуху в покое и даже отругал сына за грубость. Так Нет-но-кве удалось по крайней мере на время сохранить свое имущество. Возможно, меха остались бы у нее до прибытия в Маккинак, если бы не упрямство одного из членов ее собственной семьи. Вскоре после нашего приезда в поселке у волока появился человек, по имени Бит-те-гиш-шо (Кривая Молния), живший с небольшой группой соплеменников у озера Мидл-Лейк. Ва-ме-гон-э-бью крепко подружился с этими людьми и решил жениться на одной из дочерей Кривой Молнии. Между тем мы ничего о новом знакомстве брата тогда не знали.
Когда мы уже собрались отправиться к водопаду Со-Сент-Мари и погрузили вещи в каноэ, Ва-ме-гон-э-бью вдруг исчез. Мы искали его повсюду и только через несколько дней узнали от одного француза, что он находится на другой стороне волока в семье Бит-те-гиш-шо. Меня послали за братом, но, несмотря на все старания, уговорить его вернуться не удалось. Старая индианка, хорошо знавшая упрямый характер сына, расплакалась. «Будь у меня двое детей, – сказала она, – я бы смирилась с потерей одного из них: но у меня нет другого, и я пойду за сыном». Нет-но-ква дала пять связок бобровых шкурок своей овдовевшей племяннице, которая с раннего детства жила у нее. Одну из них племянница должна была оставить себе, а остальные, к которым старая индианка добавила 60 выдровых шкурок, Нет-но-ква наказала доставить в Маккинак. Племянница перевезла меха на лодке торговца к господину Лапомбуазу, представителю «Северо-Западной компании», и получила от него составленную по всем правилам расписку на полную стоимость мехов. Позднее, при пожаре в нашей палатке, эта бумажка затерялась, и поныне ни Нет-но-ква, ни кто-либо из ее близких не получили ни одного цента за ценную пушнину.
