В общем, только в поздний час, уже затемно, нам удалось добраться до Лахора. Мы высадились на огромной транспортной развязке (Лахор — Мултан — Исламабад), и именно здесь я увидел первый и предпоследний в своей жизни пакистанский автодорожный мост. В Пакистане мало мостов над автодорогами: развязок нет, пешеходные переходы тоже над дорогами не сооружают, и поэтому грузовики могут спокойно перевозить целые горы груза в 4-5-6 метров высоты — не опасаясь, что заденут какой-либо мост. Но здесь, под Лахором, нужно быть аккуратным — огромная развязка с мостом (5.2 метра, — было написано на нём) вполне могла нарушить конструкцию грузов в чьём-нибудь кузове…
Мы решили не заезжать в Лахор (до встречи с другими путешественниками было ещё два дня) и направиться ночным стопом в столицу Пакистана, Исламабад, находящуюся «всего» в 283 км отсюда. Автором идеи ночного стопа был Владимир. Не люблю я ночного стопа, и не люблю, когда какой-нибудь В.Шарлаев или К.Шулов пытается агитировать меня на ночной стоп, но напарник уговорил меня провести этот эксперимент, и мы, не заезжая в Лахор, направились непосредственно в столицу.
Первый водитель, остановившийся нам на ночной дороге, хозяин расписного грузовика, утверждал, что едет в какой-то город по направлению к Исламабаду, но сперва нам надо заехать поужинать. «Еда» на урду — «кана» или «хана», а жест, обозначающий еду, — сложенные в щепоть пальцы, поднесённые ко рту. Мы это уже знали и согласились. Грузовик свернул с трассы, и проехав с километр по тёмным и грязным улицам Лахора, заехал в «гараж». Там уже стояло несколько десятков грузовиков. Поманив нас жестом, водитель прошёл, протискиваясь между грузовиками, к стоящему во дворе зданию и поднялся на второй этаж. Это была водительская столовая. Бетонный куб, размером 4x4x4 метра, на полу подстилка — тонкая, грязная до черноты холстина. На ней сидят, лежат, курят, жуют траву (называемую «нос»), закидывая её за губу, едят мясо из общей сковороды мужики (как я понял, водители), человек пятнадцать. Наше появление вызвало вялый интерес. Часть водителей уже спали (по пакистанскому обычаю, прямо на полу).
В столовую поднялся (дверь не закрывалась, представляя собой прямоугольное отверстие в стене) паренёк-разносчик. Наш водитель что-то заказал, и минут через пятнадцать нам четверым (водителю с напарником и нам с Владимиром) снизу, из кухни, подняли горячую, чёрную сковороду с кусками жареного мяса, тарелку лепёшек и запивальную воду. Я, вероятно, забыл упомянуть, что в любой харчевне вам всегда подадут запивальную сырую воду, происхождение и стерильность которой сомнительны. В общем, начинаем есть, разумеется, руками, из одной сковороды, кусочки мяса берём хлебом или пальцами и кладём их в рот. Руки, по-моему, никто не помыл. Наевшись, благодарим водителя и ждём. Однако ничего не происходит. Водитель достаёт курево и переходит в беседу с другими водителями. Концентрация дыма в комнате повышается, несмотря на открытую дверь-проём. Периодически то один, то другой водитель переходит в состояние сна. Мы с удивлением начинаем понимать, что в то же состояние вскоре перейдёт и наш водитель.
— Ехать будем? — спрашиваем мы жестами.
— Конечно, будем. Завтра будем, а сейчас уже ночь, — отвечает водитель жестами.
С большим трудом нам удалось отделаться от предложений переночевать, забрать свои рюкзаки из машины и вернуться пешком на трассу, где мы и продолжили, по советам Вовки, заниматься ночным стопом (он занимался, а я стоял и ворчал).
Трасса не была пуста. Чувствовалась близость 4-миллионного Лахора. Мимо нас, нескончаемым потоком, проезжали велосипедисты, моторикши, трёхколёсные мото- грузовички, телеги, мотоциклисты и прочая мелочь, малопригодная для автостопа. Редко-редко по средней части дороги проползал очередной грузовик, светясь огнями и блёстками, звеня цепочками и бубенчиками. Вовка начинал мигать фонарём и тоже, по мере сил, светиться и звенеть своим комбезом, но, как мне казалось, его сигналы тонули в общем потоке мелких транспортных средств. Мы простояли минут пятнадцать — и, о чудо ночного автостопа! — Владимир выловил расписной грузовик, следующий аж в Равалпинди (пригород Исламабада). Это происзошло в 23.50 ночи.
Ночной автостоп существует! Владимир радовался, а я помалкивал. У нас был уговор, что если к 24.00 никого не поймаем, поставим палатку и займёмся сном. Но сладко поспать не удалось. Всю ночь и половину утра мы ехали на север. Водители, останавливаясь в чайханах, угощали нас едой, удивлялись нашей безденежности и по мере сил поддерживали беседу.
Дорога между Лахором и Исламабадом была много лучше, чем предыдущая, по которой мы ехали три дня. Широкая, во многих местах двухполосная, с двуязычными указателями (ура!) и километровыми столбами-камнями, на которых даже можно было прочитать цифры (ура-ура!), эта дорога, по утверждению многих водителей, была самой лучшей во всём Пакистане. («Эта дорога у нас, как в Иране,» — гордились водители.) Но, несмотря на хорошую дорогу, немного не доезжая Равалпинди, мы сломались. Водители так прониклись нашей сущностью, что застопили такси, и заплатив таксисту, отправили нас в Исламабад!
* * *
Исламабад, несомненно, является самым необычным городом в Пакистане. Среди сотен городов и деревень, полных грязи и телег, с запахами туалета и перца, новая столица сильно выделяется своей чистотой и опрятностью. Никакой толчеи, широкие улицы, зелёные парки и сады, очень мало экскрементов (но всё же есть), никто не ходит по нужде на тротуар (как во всех остальных городах)… Многие жители англоговорящие. Нищих не встречали. Нет ни суеты, ни оживлённой торговли (в столице всё неприлично дорого, по сравнению с остальным Пакистаном, и неприлично дёшево, по сравнению с остальным, цивилизованным миром). Город занимает огромную площадь, его длина — километров десять, если не больше, а население — только 350 тысяч жителей. Это втрое меньше Мултана, в 12 раз меньше Лахора и в тридцать раз меньше Карачи (главного порта на юге Пакистана).
Ровные улицы и квадратные кварталы со строгой шахматной нумерацией проездов, кварталов и секторов (например: G-5), утопающие в зелени посольства разных стран, обнесённые высокими, но аккуратными заборами с колючей проволокой… Исламабад был построен в 1960-70-х годах и стал новой столицей Пакистана взамен старой — Карачи. Сюда, в Исламабад, перебрались государственные учреждения и посольства, и здесь, на деньги друзей из Саудовской Аравии, была построена самая большая в мире современная мечеть.
Письмо девятое, продолжение.
