В тот вечер, проходя мимо салона игроков, я замер, услышав доносившийся оттуда гам. Потому что в этом гаме, к своему величайшему изумлению, я узнал голос Фабиана. Что он там делал? Уж не пошел ли он туда разыскивать своего недруга? Неужели вот-вот разразится катастрофа, которую до сих пор удавалось предотвратить?
Вдруг наступило молчание, и я решительно прошел в дверь. В эту минуту шум возобновился. В салоне, посреди толпы игроков, стоял Фабиан и глядел прямо в лицо Дрейку… Я бросился к Фабиану. Без сомнения, Гарри Дрейк грубо оскорбил его, поскольку Фабиан уже поднял руку, но не успел дать противнику пощечину лишь потому, что внезапно возникший Корсикэн сумел ее перехватить быстрым жестом.
Однако Фабиан, обращаясь к своему недругу, произнес холодным насмешливым голосом:
— Готовы ли вы признать, что получили пощечину?
— Да, — ответил Дрейк, — и вот моя карточка!
Итак, несмотря на наши усилия, встречи двух смертельных врагов избежать не удалось. Оказалось невозможным не допустить их столкновения. Судьба не позволила каждому из них следовать своим курсом. Капитан Корсикэн глядел на меня, и я видел у него в глазах больше горечи, чем волнения.
Фабиан поднял карточку, брошенную Дрейком на стол. Он взял ее за края пальцами, будто боясь запачкаться. Корсикэн побелел. Сердце мое забилось. Наконец Фабиан прочел написанное в карточке и понял, чье имя там стояло. Из груди его только вырвалось:
— Гарри Дрейк! Это вы! Вы!
— Да, это я и есть, капитан Мак-Элвин! — спокойно ответил соперник Фабиана.
Мы не ошиблись. Если Фабиан до сих пор понятия не имел, что здесь находится Дрейк, то тот был прекрасно осведомлен о присутствии Фабиана на борту «Грейт-Истерна».
На следующий день уже на рассвете я бросился искать капитана Корсикэна. Он оказался в главном салоне, проведя ночь возле Фабиана. Фабиан по-прежнему находился во власти ужасающего возбуждения, какое охватило его, когда он увидел имя мужа Эллен. Какое тайное предчувствие позволило ему предположить, что Дрейк на борту не один? Неужто до него наконец дошло, что несчастная безумная и есть та самая девушка, образ которой он лелеял в душе столько лет? Корсикэн сообщил мне, что за всю ночь Фабиан не проронил ни единого слова. Капитан был в отчаянии.
— Я вмешался слишком поздно, — пожаловался он. — Прежде чем Фабиан поднял руку на Дрейка, я обязан был дать пощечину этому презренному негодяю.
— И ничего бы не вышло, — заметил я. — Мало того, Гарри Дрейк никогда не позволил бы вам очутиться в той ситуации, при которой вы бы действовали подобным образом. Именно Фабиана он намеревался оскорбить, так что столкновение было неизбежным.
— Вы правы, — согласился капитан. — Этот мерзавец наконец-то достиг своей цели. Он знал о Фабиане и его прошлом, о его любви. Быть может, это Эллен, лишившись рассудка, поведала ему свои тайные мысли? Или еще до свадьбы выяснил все, что касалось жизни молодой девушки? Охваченный злобными инстинктами, желая добраться до Фабиана, он нарочно подстроил ситуацию, где смог сыграть роль оскорбленного. Этот прощелыга, должно быть, опасный дуэлянт.
— Да, — подтвердил я, — на его счету уже три-четыре подобных встречи с печальным исходом.
— Сударь, — ответил Корсикэн, — не сама дуэль с этим человеком опасна для Фабиана. Капитан Мак-Элвин не принадлежит к числу людей, испытывающих чувство страха. Но я опасаюсь последствий такого поединка. Если Фабиан убьет этого человека, что вполне вероятно, между ним и Эллен разверзнется непреодолимая пропасть. А ведь не приведи Господь, если состояние Эллен останется прежним, то несчастной женщине потребуется всемерная поддержка Фабиана!
— На самом деле, — сказал я, — независимо от того, чем все закончится, мы можем пожелать и Фабиану и Эллен лишь одного: чтобы Гарри Дрейк потерпел поражение. Ведь справедливость на их стороне.
— Разумеется, — согласился со мною капитан. — И все же сожалею только об одном — что не могу даже ценой собственной жизни предотвратить этот поединок.
— Капитан, — я взял за руку преданного друга, — мы не можем не принять секундантов Дрейка. Тем не менее даже с учетом высказанных вами разумных соображений, я не теряю надежды.
— А вам известен какой-либо способ урегулировать это дело?
— Пока еще нет. Тем не менее эта дуэль, если она состоится, как мне кажется, может иметь место только в Америке. А пока мы туда попадем, случайные обстоятельства, приведшие к вызову на дуэль, быть может, разрешатся сами собой.
Капитан Корсикэн покачал головой, как человек, не признающий власти случая над человеческими судьбами. В эту минуту по трапу, ведущему к ближайшему салону, поднялся на палубу Фабиан. Цвет его лица потряс меня. Вновь будто открылась кровоточащая рана, и страшно было смотреть на него. Мы чувствовали, что он искренне заблуждался, взывая к бедной душе, наполовину покинувшей тленную оболочку, и пытался избегать нас.
Дружба никогда не должна быть навязчивой. И мы с Корсикэном решили, что мудрее будет с уважением отнестись к его горю и не слишком вмешиваться. Но вдруг Фабиан обернулся и пошел к нам.
— Безумная, это ведь она? — произнес он. — Значит, это была Эллен? Бедная Эллен!
А затем отошел, не дожидаясь нашего ответа, который мы не решались дать.
В полдень я уже знал, что Дрейк направит к Фабиану своих секундантов. Собственно, эти действия были обязательны, поскольку Дрейк вознамерился требовать немедленного удовлетворения. Оставалась ли надежда на отсрочку? Я прекрасно знал, что англосаксонская раса по-иному, чем мы, трактует вопросы чести, и дуэль практически полностью исчезла из жизни Англии. Кроме того, как я уже сказал, дело не только в том, что закон весьма суров к дуэлянтам и его не рискуют нарушать, в отличие от Франции, но и в том, что общественное мнение враждебно относится к такому способу выяснения отношений. Тем не менее англичанин Дрейк сознательно пошел на него. Очевидно, столкновение было заранее обдумано, оскорбление преднамеренно спровоцировано. И ход моих рассуждений привел меня к единственно возможному выводу, а именно: что поединок между Фабианом и Дрейком неизбежен.
В этот момент палуба заполнилась толпой. Это были адепты только что закончившегося воскресного богослужения. Офицеры, матросы и пассажиры расходились по постам и каютам.
В половине первого было вывешено объявление, где сообщалось о результатах измерений:
40°33' с. ш.
66°21' з. д.
Пройдено по курсу: 214 миль
