— На берегу человек!
Да, человек, — он движется. Кто это?
Вся команда „Фоки“ закричала „ура“.
Кто-то сказал:
— Это за нами судно пришло.
Штурвальный матрос Линник, ходивший с Седовым к полюсу, держал одну руку на руле; другой, выразительно крутя под носом, заметил:
— Ну, вот, теперь-то мы и закурим.
Человек нагнулся у камней. Минуту спустя как мы отдали якорь, неизвестный, столкнув в воду каяк, ловко сел и поплыл к „Фоке“. Широко размахивая веслом, он быстро плыл. Было видно, что это хороший каячный гребец. Каяк подошел, и сидевший в нем заговорил на чистейшем русском языке. Слабо звучал голос:
— Я штурман „Святой Анны“. Я пришел с 86 градуса северной широты. Со мной на Кап-Флоре матрос Кондрат. Мы шли по пловучему льду…
Под каяк подбирался с подозрительными намерениями морж.
— Морж, морж под вами!
— Ничего, ничего: эти противные животные порядочно надоели нам, когда мы шли с мыса Гармсуорта, мы привыкли к ним.
Человек поднялся по спущенному штормтрапу. Он был среднего роста, плотен. Бледное, усталое, слегка одутловатое лицо заросло русыми волосами. На нем был синий поношенный морской китель.
Это был Альбанов, штурман „Святой Анны“, судна экспедиции Брусилова.
— Я прошу у вас помощи. На Земле принца Георга, на мысе Мэри Гармсуорт потерялись четыре больных человека…“.
■
Команда „Святого Фоки“ разорила строения Эльмвуда. Это можно простить: она спасала этим жизнь. Но кто разворотил досчатый домик Седова? Кто так варварски разрушил бамбуковую хижину Фиала?
Визе признался сегодня в кают-компании, что ему было очень тяжело заставить себя ударить топором по исторической избе Джексона. Но топливо для „Фоки“ было жизнью для Визе, для Пинегина, для остальных. На „Фоке“ были скрюченные цынгой люди. Подавив жалость, Визе и Пинегин ударили топорами. Топливо было нужно, чтобы еще итти на поиски потерявшихся спутников Альбанова. Отплывая с Кап-Флоры, экипаж „Святого Фоки“ бережно собрал все припасы в бамбуковую хижину Фиала. Перед этим ее привели в полный порядок.
Полярные исследователи всех стран думают, что на Кап-Флоре международная продовольственная база. Искавшая в начале войны „Святого Фоку“ шхуна „Герта“ оставила на мысе одежду, провиант, винтовки. Все, что осталось сейчас, — это надпись краской „Герта“ — на валуне, на который взлезал Журавлев. Терпящие бедствие в Арктике найдут на Кап-Флоре лишь плавающие в озерке пустые бочки, разбитые ящики, ржавые жестянки из-под пеммикана и галет да черепа пони и собак.
Надпись судна «Герта». В 1914 г. это судно было послано на розыски без вести пропавшей экспедиции Русакова и Брусилова.
— Чего стараешься! Все равно сопрут. Вместо Тимоши и Кузнецова другие широкие рты найдутся, — обескураживает Журавлев Бабича, аккуратно укладывающего в кладовой хижины Фиала принесенные нами припасы. Бабич ругается.
Пессимизм Журавлева имеет под собой веские основания. Разграбили склад „Герты“, разрушили хижину Фиала бродящие у южных берегов архипелага в поисках моржей иностранные зверобои. Это их рук дело. Помимо незаконного промысла моржей и белых медведей среди островов советского архипелага, они занимаются там еще пиратством.
Мои возмущенные мысли перебивает удивленный возглас Бабича. Он бросает на мох принесенный Петровым из шлюпки новый ящик.
Бабич кричит:
— На западе судно во льдах!
В полыньях лежавших на восток от мыса Гертруды льдов пробивалась маленькая двухмачтовая шхуна. Кап-Флора опять приготовила интересную морскую встречу. Судно на такой широте — редкость. Еще более интересно, как такая малютка сумела пробраться среди льдов на архипелаг сразу за ледоколом? Журавлев, встав на валун, приставил ладони к глазам.
— Норвежец, — безапелляционно заявил он, — промысловая.
— Чрезвычайно глубокая осадка, — разглядывая шхуну в бинокль, удивился Ушаков.
Стало слышно, как мерно рокочет мотор. Ветер донес рев медвежонка, на вантах мачт висело несколько почернелых вяленых туш.
— Ход хороший, — восхищенно качнул головой Бабич. — По самый пуп загружена, а чешет, как крейсер.
Смело лавируя между двигавшихся на восток, ей навстречу, льдов, шхуна быстро шла прямо на тяжело покачивавшегося у края ледяных полей в открытом море „Седова“. Видно, как по вантам второй мачты полез в дозорную бочку матрос.
— Сенсация, Отто Юльевич, сенсация, — лихорадочно готовя к съемке карманный фотоаппаратик, восторгался Громов. — Кап-Флора опять приготовила сюрприз.
— Сенсация-то сенсация, — сморщил лоб Воронин, — но зачем они у советских островов шляются!
— Промысловая.
— Туристов везут.
— Хижина где-нибудь есть промысловая. За охотниками идут.
— Спирт для радиостанции везут, — не утерпел Громов. — Признавайся, Муров, — грозно хмурил он брови: — заказывали по радио спирт в Тромсе?
— Нет, тут пожалуй что-то другое будет, — сказал Воронин.
— Может быть рацию, Владимир Иванович, ставят? — полувопросительно намекнул Шмидт.
— А то уж проведывать, Отто Юльевич.
Встреченное у берегов Земли Франца-Иосифа норвежское промысловое судно.
В прошлом году, присоединив официально архипелаг к Советскому Союзу, возвращавшийся „Седов“ встретил ночью во льдах четыре норвежских судна. Закинув ледяные якоря в торосы, они дрейфовали со льдом. „Седов“ прошел возле самых шхун. На палубе самой большой лежали балки, доски, бочки с бензином. „Седов“ был встречен молчанием. Никто не вышел из норвежцев, услышав грохот разбиваемых его форштевнем льдов. Это были суда норвежской правительственной экспедиции, соревновавшиеся с „Седовым“. Экспедиция, по сообщениям норвежских газет, везла на архипелаг полярную радиостанцию.
— Возможно, что шхуны пробрались на архипелаг по случайно разошедшимся разводьям? — усиленно интервьюировал Громов Шмидта.
Ему страшно хотелось бы такой комбинации. Находка нелегальной норвежской радиостанции. Арест персонала. Конфискация шхун. В „Известия“ по такому случаю можно было бы закатить громадную радиограмму.
— Отто Юльевич, — ласково подсказывал также учуявший сенсацию Новицкий, — шлюпочку поскорей бы спустить.
— Сами подойдут к берегу или к „Седову“.
На море спустился промозглый туман. Норвежская шхуна, сделав красивый, крутой поворот, проскользнула по полынье между берегом и „Седовым“ и исчезла в тумане.
