— Каких служащих, доктор?
— Главного судьи Мак-Гира, комиссара по золотопромышленности Фаусетта, эсквайра,[14] комиссара государственных земель Уэда, тоже эсквайра, консула Соединенных Штатов Америки, вице-консула Франции…
— Эсквайры, — заметил весело Сумми Ским, — это в самом деле высокопоставленные лица… А торговля?
— У нас уже есть два банка, — ответил доктор, — Канадский Коммерческий банк из Торонто, которым управляет Вильс, и банк Британской Северной Америки. А что вы скажете, господин Ским, если я вам сообщу, что во главе полиции стоят здесь француз-канадец, капитан Стернс, и капитан Харпер, под начальством которых находится шестьдесят человек?
— Я скажу, доктор, — ответил Сумми Ским, — что такой личный состав полиции, принимая во внимание численность населения Доусона, должен быть далеко не достаточен.
— Он будет увеличен, смотря по надобности, — уверял доктор Пилькокс. — Канадское правительство сделает все необходимое для безопасности жителей столицы Клондайка.
Надо было слышать, как доктор произносил слова «столицы Клондайка»! Сумми Ским ответил:
— Значит, все к лучшему… Но, впрочем, я не знаю, зачем я задаю вам все эти вопросы. Непродолжительность моего пребывания здесь помешает мне, надеюсь, оценить как следует все прелести Доусона. Если только в городе есть гостиница, я буду совершенно доволен.
Гостиниц здесь было три: Юкон-отель, Клондайк-отель и Северный отель. Сумми Ским не мог не знать этого, так как в последнем из них оба кузена сняли себе комнаты.
Владельцы этих отелей должны были сильно разбогатеть, если бы только наплыв эмигрантов остался прежним. Комната стоила семь долларов в день, а обеды по три доллара; за услуги платили ежедневно один доллар; за стрижку бороды — доллар, за стрижку головы — полтора доллара.
— Мое счастье еще, что я не бреюсь! — говорил Сум-ми. — Что касается волос, то я не намерен их стричь до возвращения в Монреаль.
Приведенные цифры показывают дороговизну жизни в столице Клондайка. Кто не богател здесь каким-нибудь счастливым случаем, тот неминуемо разорялся. Можно судить об этом по местным рыночным ценам: стакан молока стоил два с половиной франка, килограмм масла — двенадцать франков, за дюжину яиц надо было заплатить двенадцать с половиной франков. Килограмм соли стоил два с половиной франка, а дюжина лимонов — двадцать пять франков.
Что касается бань, то за них платили: за простые ванны — двенадцать с половиной франков, а за русскую баню — сто шестьдесят франков.
Сумми Ским решил, что он будет пользоваться лишь простыми ваннами.
Ко времени настоящего рассказа Доусон простирался на два километра вдоль правого берега Юкона, на расстоянии тысячи двухсот метров от ближайших холмов. Занимаемая им площадь в восемьдесят восемь гектаров делилась на два квартала, отделенных друг от друга течением Клондайка, который ниже вливался в реку Юкон. Город имел семь проспектов и пять пересекавшихся под прямыми углами улиц с деревянными тротуарами. Эти улицы заполнялись в течение бесконечных зимних месяцев многочисленными санями, а летом по ним со страшным грохотом катились тяжелые повозки с грубыми колесами, около которых бежали стаи собак.
Вокруг Доусона тянулись огороды, на которых росли репа, кольраби, салат и пастернак, но далеко не в достаточном количестве. Вследствие этого овощи за большие деньги привозились из Канады, Британской Колумбии или Соединенных Штатов. Что касается мяса, то его после ледохода привозили из порта Михаила пароходы, снабженные ледниками. Эти пароходы появлялись у города в первую неделю июня, и на набережной тогда беспрерывно раздавались свистки их сирен.
Но зимой закованный льдами Юкон несудоходен, и тогда Доусон в течение нескольких месяцев отрезан от остального мира. Приходится питаться консервами и сидеть в домах, так как страшные холода делают почти невозможным сколько-нибудь продолжительное пребывание на открытом воздухе. Поэтому с возвращением весны в городе начинаются страшные эпидемии. Скорбит, менингит, тиф косят население, ослабленное в течение замкнутой зимней жизни.[15] В этот год, как раз особенно суровой зимы, помещения госпиталя были переполнены. Личный состав служащих был далеко не достаточен, и доктор Пилькокс имел тысячу оснований поздравить себя, что в таком трудном положении он приобрел драгоценного помощника, каким оказалась его новая сиделка.
В каком ужасном виде были злополучные эмигранты, прибывшие из отдаленнейших мест, надорвавшиеся от усталости, лишений и холода! Число смертных случаев увеличивалось с каждым днем, и по улицам беспрестанно тянулись на кладбище запряженные собаками повозки с гробами. Умершие закапывались в почве, где эти несчастные лежали, быть может, среди золотых слитков!
Несмотря на эти печальные картины, жители Доусона или по крайней мере проезжие золотоискатели предавались всяким удовольствиям и разгулу. Как те, которые ехали на прииски впервые, так и те, которые возвращались на них, чтобы поправить свои дела, расстроенные в несколько месяцев разгула, проводили время в различных казино и игорных залах. В то время как эпидемии свирепствовали в городе, по ресторанам и кабакам сновали толпы людей. При виде этих сотен пьяниц, игроков, крепко сложенных авантюристов трудно было поверить, что умирает столько неудачников, что целые семьи, мужчины, женщины и дети, не выдерживают нищеты и болезней.
Весь этот люд, жаждущий сильных ощущений, собирался в разных «Монте-Карло», «Доминионах» и «Эльдорадо», причем трудно было б определить, когда это было — днем или ночью, так как, во-первых, в это время года, во время солнцестояния, не было ни утра, ни вечера, а во-вторых, потому, что эти увеселительные места ни на минуту не закрывались. Здесь велась непрерывная игра в покер, в «монитс» и рулетку. Здесь рисковали на зеленом поле не золотыми монетами, а золотыми слитками и песчинками, а кругом стоял крик, шум, ругательства, ссоры, иногда раздавались и револьверные выстрелы. Здесь происходили возмутительнейшие сцены, прекратить которые полиция была не в силах. Главные роли в них принадлежали разным Гунтерам, Малонам и им подобным.
Рестораны в Доусоне открыты день и ночь. Во всякое время в них едят цыплят по двадцать долларов за штуку, ананасы по десять долларов, яйца по пятнадцати долларов за дюжину; курят сигары по три с половиной франка за штуку; пьют вина по двадцать долларов за бутылку, виски, которое стоит дороже жилого дома.
Три или четыре раза в неделю золотоискатели с ближайших приисков возвращаются в город и в несколько часов спускают в этих ресторанах или игорных домах все, что они добыли в грязи Бонанцы и ее притоков.
