В какой же мере свидетельства древних саг о богатстве Биармии реальны? Ведь большинство исследователей подчеркивало преувеличенные представления о „чудесной стране“, в какую попали викинги.
Но это не совсем так. Норманнские мореплаватели, высадившиеся в Биармии, были выходцами из Халагаланна — холодного и почти бесплодного края. Затем их путь лежал мимо суровых, лишенных Древесной растительности северных берегов Кольского полуострова. Однообразие тундры сопровождало их и во время пути вдоль Терского берега.
Но вот вскоре за варзугским устьем, в приближении к Турьему полуострову, природа неожиданно и резко изменилась. Сначала к берегу подступили сосново-еловые, а затем и красноствольные сосновые леса, полные зверья. На берегах прозрачных речек гнездились драгоценные бобры, а крупные лососи делали „свечи“, взметая мощные тела над кристально-прозрачной водой. Изменилось и море. Огражденное от ветров близкими берегами залива, оно стало тихим и ласковым. Там и здесь резвились касатки, тюлени в изобилии блаженствовали на прогреваемых солнцем каменных отмелях. Контраст с суровым севером был разителен.
Итак, большое количество данных свидетельствует в пользу того, что легендарная Биармия лежала на юго-западе современной Мурманской области».
Вот так, не более не менее — снаряжай хоть сейчас археологическую экспедицию в район Кандалакши и ты решишь наконец затянувшийся тысячелетний спор. Но почему никто не торопится сделать это и прославиться на весь мир, откопав легендарные святилища с золотыми и серебрянными монетами? Впрочем, уже знакомый читателям профессиональный археолог и писатель А. Л. Никитин однажды рискнул заняться раскопками… скандинавского поселения на Терском берегу. Что же из этого вышло?
— В течение трех последних веков каждый исследователь Русского Севера приступал к его истории с плаваний норвежцев вокруг Нордкапа и Святого Носа в Белое море, — начал рассказ Андрей Леонидович, поудобнее усаживаясь в кресле в своей уютной московской квартире и готовясь к обстоятельному повествованию, узнав, что я интересуюсь викингами.
— Грабежи и погромы, чинимые этими бандитами в Беломорье, уже при Иване IV казались аксиомой даже самым рьяным противникам признания варягов. Но чем шире и глубже открывал я Север, исходив за годы экспедиций сотни и сотни верст, тем отчетливее видел, что аксиома не столь очевидна, как может показаться издалека, из читальных залов столичных библиотек и тиши рабочего кабинета. Ведь везде, где когда-либо побывали викинги, можно было обнаружить их явные следы — украшения, оружие, надписи, остатки поселений… Здесь же ничего подобного не было.
— Но ведь вы, Андрей Леонидович, все же раскапывали гробницу викинга под Пялицей?
— Да, и повторил ту же ошибку, как когда-то мой университетский учитель А. Я. Брюсов, а до него — Н. К. Рерих. Оба они копали на Соловецких островах «курганы», уверенные, как и я, в их скандинавском происхождении, и каждый раз приходилось признаваться в своей ошибке. Позднее, на острове Анзер, я видел тот самый «курган», с которого Рерих написал известный этюд, названный им «Памятник викингу».
— В чем же дело?
— Мой «курган» на речке Пялице был три метра с лишком в высоту и около двенадцати метров в поперечнике. Склоны его были тщательно выровнены, у основания вросли в землю валуны. И он являл собой внушительное зрелище, будучи… естественным холмом и составляя одно целое с площадкой над рекой. Но поверил я в это лишь на второй день раскопок, не обнаружив под холмом ни прослойки древней почвы, ни какого-либо иного свидетельства, что он — насыпан. То были не насыпь, а останец, сдержавший напор речного потока, который размыл на своем пути морену. Поток вымывал частицы песка и глины, оставляя на теле холма естественный «панцирь» из валунов. Позднее, когда уже почти сформировавшийся холм оказался на краю морской террасы, за него принялись и морские волны. Противоборствующие морские и речные течения, приливно-отливные циклы так обточили и скруглили останец, что он стал действительно похож на классический курган. То же самое, как я мог потом убедиться, происходило и на Соловецких островах. Отсюда и иллюзия, что холмы укладывали человеческие руки…
— И эта ошибка стала крахом ваших надежд отыскать легендарную Биармию?
— Как раз наоборот! Неудачи закономерны, они неизбежны там, где ищешь калитку в неведомое. Загадочная страна лишь вновь отодвигалась в теньволшебных сказок, а я терял последнюю надежду найти доказательства плаваний скандинавов в Белое море. Но вдруг понял, что до тринадцатого века норвежцы никогда не бывали в Беломорье. Не бывали — и все тут!
— Почему?
— Да потому, что если бы хоть один норвежей в девятом, десятом или в одиннадцатом веках подозревал о существовании северного пути в Белое море, больше того, если бы он просто знал о самом существовании берегов Белого моря с их тучными пастбищами, плодородной землей, прекрасным климатом, лесами, полными разнообразной дичи, обильными рыбой реками и озерами, множеством никем не заселенных островов, достаточно больших, как те же Соловецкие, — ни один из них не бежал бы из Норвегии в бесплодную, безлесую Исландию и дальше, в Гренландию, где каждое бревно ценилось почти на вес золота, а пастбища и плодородные земли были поделены намного раньше, чем приплыл в эти места последний переселенец!
Ведь и добираться в Белое море было много проще и безопаснее, чем отправляться в плавание по звездам в океан, не зная, куда тебя занесут буря или морские течения, к какой земле и когда ты пристанешь.
— Но как же мнения историков о местоположении Биармии? И как быть с рассказом ярла Оттара?
— Да, о Биармии писали все, кто затрагивал вопросы древних географических открытий на севере Европы. Строй громких имен и научных авторитетов внушителен, как македонская фаланга. Авторы ссылались друг на друга и подкрепляли свои позиции ссылками на статьи других. Однако чем дальше я вчитывался в научные труды и в комментарии к ним, тем яснее видел, что хожу по кругу: плавания викингов доказывались Биармией, а Биармия — плаваниями.
— Но ведь была точка отсчета — первое упоминание об этой стране…
— Да, все начинали с плавания Оттара — он же Отер или Охтхер. Только вот говорил ли норвежец о Биармии и населявших ее бьярмах? Перечитав текст, я убедился, что очевидное — совсем не так уж очевидно, как представлялось мне раньше.
Внимание к тексту, к каждому его слову, всегда бывает вознаграждено. Тем более если не Доверять прежним переводам англосаксонского подлинника.
