— Ну как? — спросил Губенко, когда мы спустились со скал.
— Во кадры! — ответил за меня Никола.
Все пассажиры были уже на верхней палубе илимки. Три девушки отдельной группой сидели на ящиках и с интересом оглядывали причудливые береговые утесы. В стороне сидел молодой красивый парень с гитарой. Его я раньше не видел. Кроме этих людей на илимке было несколько мужчин и женщин.
Наш караван плыл по реке. На палубе под лучами солнца было тепло. Скалистые берега радовали глаз своей живописностью.
После Столбов берега реки на какое-то время стали менее интересными, леса скрыли утесы в своей зелени. Я сдвинул рукав штормовки, чтобы взглянуть на часы.
— Сколько у тебя? — услышал я голос рядом.
Передо мной стоял парень с гитарой.
— Девять.
Парень театральным жестом задрал рукав куртки и сказал:
— А у меня без десяти девять. Не веришь? Смотри!
Он поднял руку. Вместо часов у него на руке была татуировка — череп с костями.
Я рассмеялся. Рассмеялся и парень.
— Дай закурить,— попросил он.
— Не курю.
— О! Ты хороший человек!
Я посмотрел на него. Откуда такой весельчак?
Парень взял несколько аккордов на гитаре и пропел какой-то глупый куплет; потом он громко пробренчал струнами и сказал:
— Вот ты не куришь. И правильно! А что нас губит? Водка, табак и... — он покосился на девчат и добавил шепотом: — Мадеполам!
Бросая взгляды на девушек, он продолжал напевать, бренча на гитаре. Внезапно оборвав песню, он спросил:
— Куда держат путь эти три грации?
Я пожал плечами.
Девчата, улыбаясь, слушали балагура. Одна из них очень внимательно смотрела на него. Парень это заметил.
— Что смотришь? Все равно не боюсь!
Девушка смутилась и покраснела.
— Куда едешь? — спросил я его, чтобы отвлечь от девчат.
— В Полигус! — он махнул рукой, состроив кислую мину.
Позже мы разговорились с девушками. Одну из них зовут Людмила, другую — Элла, третью — Валя. Они закончили педучилище в городе Орджоникидзе и пожелали ехать в Сибирь. В Полигусе будут работать воспитателями в интернате. Им едва исполнилось по девятнадцатъ-двадцать лет.
Гитарист удивленно смотрел на юных подруг.
— Девочки,— он сделал жест в сторону берегов, — как вам нравится этот пейзаж после Кавказа?
— Очень! Здесь так красиво! — с восторгом ответила Валя.
— Эх, живое бросили, мертвое искать едут. Был бы я ваш папа…
Девчата весело рассмеялись.
Звук сирены прервал разговор. Губенко из катера показывал на правый берег, где стоял одинокий, почти круглый отвесный столб. Он отдаленно напоминал известную скалу Разбойник у горы Карадаг в Крыму. Мы долго провожали взглядом это оригинальное творение природы, пока оно не скрылось за поворотом.
Вскоре русло реки сузилось; караван стремительно проносился по неглубокому бурлящему перекату.
— Шивера! — крикнул стоявший за рулем Петр.
Сквозь прозрачную воду было видно, как под илимкой мелькали лежащие на дне валуны и каменные плиты.
Рулевой внимательно смотрел вдаль, временами бросая безразличные взгляды на берега. Реку он, по-видимому, знал хорошо.
По берегам потянулись скрытые лесом скалы. Река начала петлять из стороны в сторону. Слева в Подкаменную впадала большая речка.
— Это Юкта, — объяснил Петр. Он явно был рад блеснуть передо мной знанием реки. — В ней рыбка есть, — добавил он. — Наши байкитские часто рыбачат здесь.
Снова загудела сирена катера. Губенко поворачивал караван к правому берегу, на котором красовалась группа скал.
— А это речка Гаинда, — продолжал объяснять Петя.
Караван долго причаливал к каменистому берегу. Губенко, выглядывая из окна катера, выбирал наиболее глубокое место для причала. Катер обходил стороной подводные камни, на которых могли застрять илимки.
Но вот караван остановился. Пассажиры устремились на берег. Ко мне подошел Губенко со спиннингом.
— Это тоже живописное местечко на Подкаменной. Поснимайте, а мы тем временем порыбачим.
Радуясь новой возможности заняться съемкой, я пошел осматривать место нашей остановки.
Близ устья Гаинды, шумно впадающей в Подкаменную Тунгуску, на берегу стоят каменные плиты, напоминающие знаменитые Перья в заповеднике Красноярские Столбы. Ниже устья этой речки Подкаменная Тунгуска круто поворачивает влево и скрывается среди высоких лесистых склонов. У подножия скал на устье разместились густые заросли черемухи с гроздьями спелых ягод. Это лесное лакомство привлекло многих наших пассажиров.
Когда я кончил снимать, Губенко снова подошел ко мне:
— Не хотите ли проплыть со мной в катере?
— С удовольствием!
Я забрал с илимки киносъемочную аппаратуру и уселся в голубой катер рядом с Григорием. Громкий звук сирены оповестил об отплытии, и наш караван отправился в путь.
Берега реки — это сплошные скалы. Трудно определить, чего здесь больше: леса или каменных шпилей, стоящих то на одинаковом уровне с деревьями, то гораздо выше их; бесчисленное множество тонких, как иглы, утесов с заостренными вершинами упирается в небо.
Далеко внизу виден катер...
На одном из береговых столбов, стоящих близко в реке, видна белая надпись: «Миру — мир!»
Губенко заметил мой взгляд:
— Это мое художество. В большую воду, весной, вода здесь поднимается к самым скалам. Как-то плыли мы, я и написал.
Время от времени Григорий показывал мне какую-нибудь интересную башенку, поднимающуюся среди леса, или причудливый шпиль, или тонкий наклоненный столб, готовый, кажется, вот-вот упасть.
— Падают ли когда-нибудь эти столбы? — спросил я.
— Э-э! — махнул рукой Григорий. — Стоять им еще тысячу лет. Падают они, конечно, но мы не видим. Скалы эти очень крепкие.
Скалистый берег справа внезапно раздвинулся; показалось устье речки Малой Нирунды. Каменный лес сменился сплошной тайгой.
— Батя мой недалеко здесь живет, — сказал Григорий. Достав откуда-то газету, он подал ее мне.
— Это он.
Газета называлась «Новая жизнь». Издается она в Байките. С ее страницы на меня смотрел дед с хорошими, добрыми глазами, большой седой бородой и аккуратно причесанными волосами.
Отец Григория родился в 1885 году на Украине. До революции он попал в Сибирь как политический ссыльный, полюбил ее суровую природу и остался здесь навсегда. Женился на сибирячке. Здесь и родился Гриша.
В годы становления Советской власти в глухих сибирских уголках Никита Герасимович Губенко был партийным работником; долгое время он работал председателем одного из колхозов, потом был председателем Байкитского райнотребсоюза. Подошла старость. Старик ушел на пенсию, занялся охотой, стал знатным промысловиком Байкитского района.
