— Семь Градов,— объявил Робер.
Это пышное имя как нельзя более не соответствовало нагромождению жалких лачуг.
— Только бы нам дали здесь поесть,— проскрипел зубами Роже.
Небогатых запасов деревни вполне хватило на немногочисленную группу туристов. Через полтора часа, кое-как восстановив силы, тронулись в обратный путь. О том, чтобы осмотреть вулканы, овраги, пропасти в долине кратера, полюбоваться живописными каскадами, не могло быть и речи. Не хватало времени.
— Мы путешествуем по-английски,— весело сказал Роже своему соотечественнику.— Зачем любоваться чем-то сверх нормы, если положенное по программе количество километров уже пройдено!
Деревню Семь Градов от Понте-Делгады отделяло около одиннадцати километров. Путешественники вышли после обеда в три часа и должны без труда пройти это расстояние до захода солнца.
Они следовали теперь по южным склонам долины, оглядываясь время от времени на деревню. По мере удаления она становилась все привлекательнее.
Во время первой половины пути никто не обмолвился и словом. Вцепившись в шеи мулов, скорчившись в седлах, путешественники молчали, поглощенные тяжелым подъемом по каменистой дороге. И какое облегчение все испытали, когда за гребнем пахнуло свежим бризом океана. Языки развязались. Ну о чем же еще могли они говорить, если не о только что увиденном?
— Разрешите осведомиться, дорогой профессор,— спросил Томпсон у Робера,— каково происхождение той бездны, мимо которой мы только что проходили, и откуда появилось имя «Семь Градов»?
— Происхождение ее,— ответил Робер,— все то же. Это потухший вулкан, кратер его наполнен дождями. Только этот кратер значительно больше, чем другие, вот и все. Что касается имени «Семь Градов», то, очевидно, это воспоминание о Семи Городах, основанных на фантастическом острове Антилия семью легендарными епископами, сосланными из Португалии во время нашествия мавров. По преданию, города, основанные епископами, погрузились в море вместе с островом. Назвав так кратер, возникший одновременно с землетрясением и извержением тысяча четыреста сорок пятого года, народ, очевидно, хотел увековечить память об этом событии.
— Так недавно! — воскликнул Томпсон испуганно, став сразу похожим на Джонсона.— Я думал, что подобные явления давно уже прекратились.
— И да и нет,— сказал Робер.— Очень сильные извержения имели место в тысяча пятьсот двадцать втором и тысяча шестьсот пятьдесят втором годах. Остров Сан-Мигель и особенно западная его часть, где мы находимся, более всего подвержены вулканическим воздействиям. Последнее серьезное пробуждение вулкана датировано тысяча восемьсот одиннадцатым годом. Это достаточно недавно.
— То есть девяносто девять лет назад! — воскликнул все более взволнованный Томпсон после непродолжительного подсчета.
— Не более,— подтвердил Робер.
Но Томпсон хотел гарантий.
— Думаете ли вы, господин профессор, что подобные катастрофы могут повториться?
— Об этом я ничего не знаю,— с улыбкой ответил Робер.— Известно, что на Азорах вулканическая деятельность имеет тенденцию к затуханию. Тем не менее…
Робер не успел закончить фразу. Люди и лошади внезапно смешались в кучу, как будто потеряв опору под ногами. В один миг все вскочили на ноги.
— Вот вам и ответ,— сказал Робер Томпсону.
Один из проводников вдруг испустил крик ужаса и со всех ног кинулся в долину.
Туристам действительно грозила страшная опасность. Прямо под ними земля задвигалась в ужасающих конвульсиях. Она колыхалась, сталкивая между собой тяжелые валы песка, слышался шум, похожий на рычание тысяч диких зверей. Солнце спряталось в тусклом облаке пыли.
Несчастные путешественники находились в тот момент между двух огромных скал, отвесные стены их образовали что-то вроде коридора шириной примерно пятьсот метров. Вслед за проводниками все бросились к скале, под укрытие выступа. И сделали это вовремя.
По склону уже неслись, раскалываясь, комья земли. Кусок горы отвалился и падал. Обвал с каждым метром набирал силу и скорость. От шума закладывало уши.
Сердца туристов замирали от ужаса.
Очень скоро защищающая их скала была снесена водоворотом камней и стала одним из снарядов, бомбардирующих долину. Теперь путешественникам негде было укрыться, они остались беззащитными и поток камней как разъяренное стадо катился в нескольких метрах от них.
Это продолжалось секунд двадцать. Природа давно уже обрела обычное великолепное спокойствие, а испуганные свидетели катаклизма[78] все еще не могли прийти в себя. Одни лежали под огромной стеной, другие, крестясь, стояли спиной к скале, в нечеловеческом усилии пытаясь сделаться меньше.
Первой вернулась к действительности Элис Линдсей. Она внезапно обнаружила, что находится в щели между огромными камнями. Как она здесь очутилась? Кто ее сюда привел? Деверь? Или скорее всего Робер? Он, не отдавая себе в этом отчета, защищал ее, закрывая своим телом!
— Вот уже во второй раз, если вспомнить события на Терсейре, Я должна выразить вам свою благодарность,— сказала Элис.
Робер, казалось, не понял ее.
— Но, мадам, разве не сделал бы любой другой в подобных обстоятельствах то же самое?
Этот разговор вывел спутников из парализовавшего их столбняка. Все встряхнулись, скинули с себя оторопь.
Нельзя было теперь и думать о том, чтобы идти в Понта-Делгаду по тропинке. Из-за обвала склон горы, по которому предстояло спускаться, усеивали обломки. Серьезным обстоятельством было и то, что большинство животных погибло. На оставшихся посадили женщин и с предосторожностями тронулись вперед, ступая по неровному пути, заваленному глыбами земли и камней.
Перед отправлением проводники стали звать своего исчезнувшего товарища. Их призывы остались без ответа. Очевидно, в своем безумном бегстве к долине несчастный был застигнут камнепадом и спал теперь под тяжелым покровом земли и глыб двадцатиметровой толщины.
Следовало торопиться, ведь происшедшее могло повториться. Но продвигались в таких условиях медленно. До Понта-Делгады еще десять километров. Это расстояние прошли за два часа и без двадцати девять, валясь от усталости, но целые и невредимые, путешественники поднялись на борт «Симью».
Их спутники, Саундерс и Гамильтоны, вернувшись по дороге, уже давно находились на корабле. Они очень порадовались своей пунктуальности, когда узнали о том, что произошло.
Но больше всех торжествовал, конечно, Джонсон, его решение не покидать корабль оказалось не таким уж неумным.
