Может, нам стоило податься на юг, в сторону ближайшего французского города Саррелуи? Но тогда мы рисковали наткнуться на войска пруссаков, шедших на подмогу осаждавшим Тионвиль. А потому, во избежание этой опасной встречи, мы предпочли более долгий путь.
В сущности, мы находились всего в нескольких милях от своей страны, причем все были целы и невредимы! В отношении господина де Лоране, Марты, сестры и меня тут не было ничего удивительного, а вот про госпожу Келлер с сыном можно сказать, что судьба к ним благоволила. Когда мы с Жаном Келлером встретились в горах Тюрингии, я никак не думал, что мы с ним сможем пожать друг другу руки на границе Франции!
Но как бы то ни было, следовало непременно обоити стороной Саарбрюкен — не только в интересах господина Жана с матерью, но и в наших. В этом городе нам гораздо охотнее оказали бы гостеприимство в тюрьме, чем в гостинице.
Так что мы остановились в харчевне, где посетителями бывает обычно публика попроще. Хозяин ее несколько раз бросил на нас странный взгляд. Мне даже показалось, что, когда мы уезжали, он перекинулся несколькими словами с субъектами, сидевшими за столиком в глубине маленькой залы, разглядеть которых нам не удалось.
Наконец, 4 сентября утром, мы отправились в путь по дороге, ведущей из Тионвиля в Мец, решив, если нужно будет, направиться в этот большой город, занятый в то время французами.
Как труден путь среди массы мелких рощиц, усеявших всю местность! Бедная лошаденка совсем изнемогала. А потому около двух часов пополудни у подножия большого косогора, подымавшегося вверх меж густых кустарников и полей хмеля, нам пришлось дальше идти пешком — всем, кроме слишком утомившейся, чтобы сойти с повозки, госпожи Келлер.
Двигались медленно. Я вел лошадь под уздцы. Сестра шла рядом. Господин де Лоране, его внучка и господин Жан следовали чуть сзади. На дороге, кроме нас, никого не было. Вдали, слева, слышались глухие выстрелы. Несомненно, это шел бой под стенами Тионвиля.
Вдруг справа раздается выстрел. Лошадь, пораженная насмерть, падает на оглобли и ломает их. Одновременно раздаются крики:
— Наконец он нам попался!
— Да, это точно Жан Келлер!
— Тысяча флоринов наша!
— Пока еще нет! — воскликнул господин Жан.
Снова раздался выстрел. На этот раз стрелял господин Жан, и какой-то человек рухнул на землю возле нашей лошади. Все произошло так быстро, что я не успел опомниться.
— Это Бухи! — крикнул мне господин Жан.
— Ну так «бухнем» по ним! — ответил я. Оказывается, эти негодяи находились в той самой харчевне, в которой мы провели ночь. Обменявшись несколькими словами с хозяином, они пустились по нашему следу.
Но из троих теперь осталось лишь двое — отец и один из сыновей, другого же пуля сразила наповал.
Теперь силы сравнялись: двое против двух. Впрочем, схватка оказалась непродолжительной. Я в свою очередь выстрелил в уцелевшего сыночка Буха, но, к сожалению, лишь ранил этого негодяя. Тогда они с отцом, видя свою неудачу, кинулись в чащу слева от дороги и дали деру.
Я хотел было броситься за ними в погоню. Господин Жан остановил меня. Может, он был неправ?
— Нет, — сказал он, — сейчас самое важное — перейти через границу. — В дорогу!.. В дорогу!
Поскольку мы лишились лошади, повозку пришлось бросить. Госпожа Келлер вынуждена была сойти с нее и опереться на руку сына.
Еще несколько часов — и наши паспорта больше не будут нам защитой!..
Так мы шли до самой ночи; привал сделали под деревьями. Подкрепились остатками провизии. Наконец на следующий день, 5 сентября вечером, мы пересекли границу.
Да! Теперь уже наши ноги топтали французскую землю. Но землю, занятую вражескими солдатами!
Итак, долгое путешествие по неприятельской стране, к которому вынудило нас объявление войны, подошло к концу. Если не считать ужасных дорожных тягот, то мы еще дешево отделались. За исключением двух-трех случаев (среди них — тот, когда на нас напали Бухи), наша жизнь не подвергалась особой опасности и наша свобода — тоже.
Вышесказанное относится также и к господину Жану — с того момента, когда мы встретили его в горах Тюрингии. Он прибыл на границу целым и невредимым. Теперь ему оставалось только добраться до какого-нибудь городка в Нидерландах, где он сможет в безопасности ожидать исхода событий.
Между тем граница была захвачена неприятелем. Этот район, простирающийся до Аргонского леса, водворившиеся здесь австрийцы и пруссаки делали для нас столь же опасным, как если бы нам предстояло пересечь Потсдамский или Бранденбургский округ. Так что, хотя прошлые тяготы остались позади, будущее сулило нам по-своему серьезные опасности.
Что поделаешь? Казалось бы, вот уже добрался до места, а выходит, будто только-только тронулся в путь.
В действительности, чтобы очутиться впереди неприятельских аванпостов[107] и лагерей, нам оставалось проделать не более двадцати миль. Но это прямым путем, а насколько увеличится этот путь с обходами!
Может, благоразумнее вернуться во Францию через южную или северную Лотарингию? Но в нашем бедственном положении, когда мы оказались лишены средств передвижения, причем без всякой надежды добыть их, надо было дважды подумать, прежде чем решиться на такой большой крюк.
Проект этот был обсужден господином Жаном, господином де Лоране и мною. Взвесив все «за» и «против», мы отвергли его, и, по-моему, вполне правильно.
Было восемь часов вечера, когда мы достигли границы.
Перед нами раскинулись огромные леса, идти через которые в темноте нельзя без риска.
Мы, поразмыслив, сделали привал, решив отдохнуть до утра. Дождя на этих возвышенных плато не было, но холод начала сентября давал себя знать.
Развести костер было бы слишком неосторожно для беглецов, стремящихся проскользнуть незамеченными. Так что мы расположились как можно теснее под низкими ветвями бука. Разложили на коленях провизию, вынутую мною из повозки: хлеб, холодное мясо, сыр. К чистой ключевой воде добавляли несколько капель шнапса. Затем, оставив господина де Лоране, госпожу Келлер, барышню Марту и сестру отдыхать, мы с господином Жаном встали на стражу в десяти шагах от них.
Погрузившись в свои думы, господин Жан некоторое время не произносил ни слова, а я не нарушал его молчания. Вдруг он за говорил:
— Выслушайте меня, мой славный Наталис, и никогда не забывайте того, что я вам сейчас скажу. Никому из нас не известно, что с нами может случиться, особенно со мной. Я могу оказаться вынужденным бежать… Итак, нужно, чтобы моя мать не покидала вас. Бедная, она совсем выбилась из сил, и, если мне придется расстаться с вами, я больше не хочу, чтобы мать следовала за мной. Вы видите, в каком она состоянии, несмотря на всю свою энергию и отвагу. Я поручаю ее вам, Наталис, как поручаю вам и Марту — то есть все, что у меня есть самого дорогого на свете!
