Я уверен, что наша преподавательница умела танцевать танго, фокстрот и прочие «западные» танцы. Но, по-видимому, при найме на работу она дала подписку директору школы и учила нас танцевать па-де-катр, па-де-патинер, мазурку и еще какие то «бальные» танцы. То, что эти танцы гремели на балах французских королей и польских шляхтичей, космополитизмом не являлось. По-видимому, в отличие от американских черных рабов, придумавших джаз, эти представители семей с голубой кровью были нам классово близки. Как сейчас помню, долго упрашивали мы преподавательницу показать несколько па вальса. С вальсом , по-видимому, тоже не все было в порядке идеологически, но наша добрая учительница «по секрету» все же посвятила нас в основы технологии единственного полезного танца. Излишне говорить, что во время занятий бальными танцами мы объединялись в пары «мальчик – мальчик». В хорошем смысле, смотри примечание выше.
Худо – бедно, танцевать мы научились, и не только бальные танцы. Но интуитивно понимали, что танцы по схеме «мальчик – мальчик» могут привести нас к столкновению с законом о мужеложстве. В ту пору людей нетрадиционной ориентации по суду отправляли в места не столь отдаленные. И, чтобы не превратиться из будущих строителей коммунизма в изгоев общества, мы установили дружеские отношения со школой №13, которая функционировала под грифом «женская школа». Тут уже совсем стало не до учебы, но это совсем другая история.
Кроме танцев мы стали приобщаться к музыкально-песенной культуре, отличной от официальной. Тем более, что после безвременного ухода их жизни товарища Сталина (март 1953 года) на радио и в грамзаписи начали появляться музыкальные произведения так называемого «эстрадного жанра». Как сейчас помню, мы в девятом классе оживленно обсуждали поступившую в продажу пластинку (78 оборотов – два трека) с записью танго и фокстрота. Эти мелодии целомудренно (для Главлита?) назывались: «Медленный танец» и « Быстрый танец» соответственно. Но основную роль в нашем образовании играли пластинки тридцатых годов, а также первых послевоенных лет, которые достались в наследство от родителей. Так мы узнали имена Шульженко, Утесова и многих других как отечественных, так и зарубежных артистов, а также оркестров.
В эти времена была широко распространена подпольная технология тиражирования записей неофициальных исполнителей и мелодий «на костях». Эта технология использовала в качестве носителя звука рентгеновскую пленку с изображением внутреннего устройства недужных людей. Наиболее популярны были записи «на костях» голоса Петра Лещенко и, прежде всего, культового танго «Журавли». Правда, в настоящее время некоторые знатоки утверждают, что Лещенко никогда его не исполнял. Исполняла его Алла Николаевна Баянова, которая каким то образом имеет отношение к его появлению на свет.
Все это я написал для того, чтобы читатель представил достаточно низкий уровень моей музыкальной культуры в те времена. Но был у меня товарищ Алик Б., который собирался идти в артисты, очень следил за своей внешностью и был в курсе последних достижений как отечественной, так и зарубежной культуры. И вот однажды Алик сообщает мне, что в город приехал с концертами некто Вертинский и мне необходимо его послушать. Для меня эта фамилия тогда ничего не говорила, но вечер был свободный, и я согласился послушать этого Вертинского. Честно говоря, с неохотой, так как перед этим Алик затащил меня на концерт какой то камерной певицы. Мы сидели в первом ряду полупустого зала, и обширная телом женщина так громко показывала свой голос, что вылетавшая из ее глотки слюна достигала наших кресел.
Итак, мы пришли на концерт Вертинского в зал старой филармонии на улице Свердлова. Зал, как и в прошлый раз, был полупустой. Притушили свет, на сцену вышел высокий лысеющий старик, и начал картавя что-то петь про чужие города; про встречи, которые случайны; про девочку, которая зачем-то должна пить это плохое вино т.д. и т.п. «Боже мой!» – подумал я, «Зачем Алька меня сюда притащил?».
Но Алик Б. верно угадал во мне будущего почитателя Александра Николаевича. После третьей или четвертой песни, сопровождаемой удивительно адекватной мимикой и игрой рук великого артиста, я «поплыл». А когда из его уст прозвучала экзотическая история про бананово-лиловый Сингапур, восторгам моим не было предела.
Это сейчас стали доступны многочисленные воспоминания о встречах с Вертинским, про шарм и артистизм великого шансоне, которые я не хочу дублировать. Скажу только, что Вертинского недостаточно слушать, надо было ВИДЕТЬ, КАК ОН ПОЕТ! И одно из самых ярких воспоминаний моей жизни – я видел, как поет Вертинский.
К великому сожалению, видеозаписей этого великого артиста не существует. Снимали на кинопленку Льва Толстова, Владимира Ульянова (Ленина) и т.п. К счастью, сохранились многочисленные видеозаписи Леонида Осиповича Утесова, но на Александра Николаевича пленки не хватило. ( Кроме двух ролей в кинофильмах, но это другой разговор.)
Если говорить честно, я не могу восстановить в памяти подробности этого концерта, но осталось ВПЕЧАТЛЕНИЕ, которое оживает каждый раз, когда я слушаю записи Вертинского.
Долгое время была доступна всего одна пластинка Музтреста на 78 оборотов и два трека с записями его песен: «Маленькая балерина» – про жалкую участь артистки во времена царского режима, и про «Ракитовый куст» – патриотическая песня про гибель казака на Великой Отечественной войне.
Новый, 1964-год (вроде бы) мы встречали на даче Евгении Александровны Андроновой в Кадницах. Ранние сумерки зимнего вечера спровоцировали нас на подготовку праздничного концерта, который и состоялся в ночь под Новый Год. Не так уж часто случается в компании настроение, когда ее «несет», спонтанно возникают гениальные сюжеты и идеи, которые сразу превращаются в жизнь под восторженный хохот участников. (Кроме упомянутого мероприятия в моей жизни была еще только одна замечательная встреча 1985-го года в избе на реке Мошне.)
В этом новогоднем концерте я выступал с двумя номерами. Сначала шла инсценировка известного школьного стихотворения Некрасова «Однажды в студеную зимнюю пору…» В нашем дачном реквизите лошадки не оказалось, и ее роль выполняла одна наша участница, которую я, согласно сюжету, вел под уздцы медленно в гору. Прошло столько лет, но мы с партнершей часто и с удовольствием вспоминаем этот номер. Правда, я до сих пор не понял до конца отношение партнерши к тому, как я выводил ее под уздцы перед всей честной компанией. С одной стороны, несомненно, в ее воспоминаниях присутствует ощущение счастья от возможности играть на сцене, с другой стороны – некоторое недовольство спецификой воплощаемого образа.
