Занялся сборкой станции, Николай Петрович — кухней. Беспрерывный чай — это почти единственное, что у нас осталось. Есть еще банка шпрот (порция Николая Петровича). Но вот и она дружно опорожнена. Осталось немного шоколада — доели и его. В общем подчистили все остатки, а чай разливался рекой на все лады. Так часа два и прочаевничали.
Начали сборы. Пока вытряхивали все из палаток, да укладывались — времени прошло уйма. Все мокрое, все в снегу, все обледенелое. Нужно немного подсушить (с трудом свертывается), да и больным нужно помочь уложиться.
Сборы закончились, когда солнце сильно склонилось к вершине. Я навьючил на себя огромный рюкзак, захватил остатки деталей к станции и отправился кончать установку.
Радиостанцию подтянуть — дело нескольких минут. Соединил контакты, затем начал заклепывать пропеллер, чтобы не сорвало. При помощи кусачек довольно добросовестно укрепил его. Осталось подтянуть растяжку, установить стойку по отвесу, надеть тормозной винт.
Я уже кончал работу, когда со склона раздались крики. Приподнявшись, я увидел Николая Петровича и Александра Федоровича. Они беспомощно сидели и усиленно звали меня. Поспешил скорее собрать разбросанные инструменты, привел в порядок станцию и, вскинув свой рюкзак, быстро двинулся к ним.
Состояние Александра Федоровича тяжелое. Связались. Впереди я, затем Николая Петрович, последним Александр Федорович. Часто отдыхаем. Александр Федорович дышит страшно тяжело. Бледный, как мертвец, и странно заострился весь, смотреть жутко. Тут и поспешить не мешало бы: вечер скоро и ноги Николая Петровича опять могут замерзнуть, но никак нельзя!
Пошли трещины. Следы во многих местах передуло и намело целые сугробы, что еще больше затрудняет передвижение.
Александр Федорович опять свалился. Терпеливо ждем. До каменистых выходов еще три раза отдыхаем, а на оных расположились всерьез. Целая процедура поднять Александра Федоровича: ослаб он страшно.
Солнце уже зашло за вершинный гребень пика. Длинная тень закрыла Бивачный ледник, лишь гребни соседних вершин еще ярко сияют. Александр Федорович жалуется:
— Николай Петрович, идите ровнее, вы сейчас меня свалите…
Еле тащу связку. Наконец последний снежный бугор. Еще немного… Вот последняя гривка, а вон и палатки лагеря «6400» венчают скалистую гривку.
Но что это? Из палатки кто–то выходит. Кричу:
—Антон!..
Незнакомая фигура в гольфах спешит навстречу. Фигура приблизилась. Носильщик? Нишан! Вот так щеголь! И где это он гольфы достал? Пока он обходит камни, по огромной заплате сзади на гольфах узнаю свои. Ну, хорошо, носи, да лазай только получше!
С его помощью довольно успешно транспортируем вниз Александра Федоровича. На мои плечи легли все вещи. Груз получился увесистый, но плечи выдерживали, в помощи не нуждались, и все довольно быстро дошли до лагеря.
Трогательная встреча. Расцеловались с Антоном и Зекиром. Они, оказывается, поднялись совсем недавно, за полчаса до нас и подтащили продукты.
Уложили Александра Федоровича и Николая Петровича в палатку.
Я устроился в нижней палатке с уртаками, и они сразу же принялись меня угощать. Язык, колбаса, сыр, печенье, чай… С жадностью навалился на все сразу. Даже спать тяжело.
Увы, не все хорошо кончается. Часа через три характерная боль в глазах. Всю ночь не мог заснуть.
5 сентября. Лагерь «6400».
Утро печальное… Глаз открыть не могу — страшная резь. Было трудно собирать станцию в очках и я снимал их! Провозился со станцией целый день на высоте 6900 метров на ярком солнце. И вот я слепой.
Носильщиков нагрузили увесистыми рюкзаками и отправили вниз. Пошли без особого энтузиазма; внизу есть, говорят, нечего, а здесь всего много.
Спускаюсь быстро — частично по лестнице, частично по скалам
Антон переселился ко мне. Ухаживает за «слепым» и кормит, как на убой. К вечеру боль стала утихать. Решили на ночь никаких снадобий не прикладывать. Александр Федорович чувствует себя значительно лучше. Но у Николая Петровича ноги отнюдь не поправляются, а наоборот, ходить ему становится все труднее.
6 сентября. Лагерь «6400».
Я уже немного могу смотреть, хотя обильно бежит слеза и перед глазами туман. Спускаться решили сегодня. Медлить нельзя. Сборы заняли много времени. Опять в рюкзак набралось слишком много. Пришлось мои ватные штаны оставить. Палатку свернули, и, привалив камнями, тоже оставили. Зато злосчастную кинамку уже никак нельзя было оставлять — взвалил на себя.
Выходим поздно, около 11 часов. Первая связка — Николай Петрович и я. С сугубой осторожностью лезет Николай Петрович. Я охраняю. Конец веревки короткий. Пройдя его, Николай Петрович отдыхает. Задняя двойка нервничает. Просят, чтобы их вперед пустили. Но они с Александром Федоровичем не пошли бы быстрее.
Наконец, дошли до спуска по склону. Опять верхние ждут, чтобы не спустить на нас камни.
Присыпанный снегом скалистый склон требует еще большего внимания. Помогают вбитые раньше крюки. Говорят, скоро и веревка должна быть, укрепленная Александром Федоровичем, Долго искали, и лишь у самого снежника действительно оказался короткий конец, который немного помог.
Со снежника все сдуло. Кое–где обнажился лед. Пришлось подрубать. Сверху торопят и волнуются. Александр Федорович взял у Антона ледоруб, когда тот снимал рюкзак, что–то крикнул нам, взмахнул ледорубом и… выпустил его. Сделав несколько огромных прыжков, злосчастный ледоруб попал на камень, да так, что дальше уже полетели две части, а вскоре и все четыре скрылись за ближайшим уступом.
Осторожно спускаемся с последнего снежника, охраняя друг друга.
Самая неприятная часть позади. Впереди пять жандармов, но уже значительно обезвреженные навешенными веревками, лестницами и, что, пожалуй, главное, — очищенные от шатких камней.
Отдохнули. Сыпучим кулуарчиком пошли скорее, хотя и тут требовалась осторожность: камни сыплются здорово.
Еще кулуарчик, но более безобидный, и Николай Петрович страхует меня уже с площадки пятого жандарма. Спускаюсь быстро — частично по лестнице, частично по скалам. Не успели мы выбраться, как сверху уже посыпались камни: опускаются Антон с Александром Федоровичем.
Наиболее неприятный траверс по стене тоже отнял много времени. Горбунов сначала не знал, как к нему приступить, но благодаря своему длинному росту спустился удачно.
Четвертый жандарм уже кажется пустяковым, хотя охранение не оставляем и здесь. Вот и траверс у снежника, заваленного свежим снегом, остался позади. Николай Петрович обошел кругом и снизу охраняет. Я быстро подхожу к нему. Вообще за мной задержки не бывает. «Вы идете вдвое быстрее», — замечает Горбунов.
