Я решил не торопиться и подождать до Палау, где туземцы тоже пробавлялись подобным, но там все могли это попробовать. Я пошел в пекарню в Короре, где мне предложили несколько видов пирога с летучими мышами за 35 долларов. Но это было не совсем то – я надеялся на маленький открытый пирог, а тут был огромный пирожище. И я-то думал, что повара снимают кожу и мясо с мышей и делают начинку, но нет – в каждом пироге было 10–12 мышей. Целых! Полных! Нетронутых! Крылья, головы, мех, лапы и т. д. И они все лежали лицом вверх, друг за другом, внутри пирога. Их хрупкие крылья были раскинуты, волоски покрыты темно-красным желе, уши подняты и покрыты чем-то розовым, маленькие острые зубы сверкали, и все они, жалко и обвиняюще, смотрели на меня.
Внезапно я вспомнил свой обет не есть виды, находящиеся под угрозой исчезновения. Правда же, эти маленькие ребята находятся под угрозой? Я вроде как вспомнил статью об этом. Я решил, что лучше сначала будет проверить. Может, на Гуаме, где летучих мышей больше, я найду что-то типа жареных крылышек? С собой. С капустой.
Я решил исправить впечатление от местной кухни, закусил моллюсками с плодами мангрового дерева в Палау, крабами в Тувалу, желе из морского огурца на Маршалловых островах, огромными кокосовыми крабами в Вануату и выпил кавы на Фиджи.
Единственное, что я в итоге отказался есть, это (спасибо Второй мировой) национальная еда почти каждого государства в Тихом океане – Spam. Я и не знал, что у него так много видов. Мне показалось, что среднестатистический супермаркет в Тихом океане отдает около 20 % полок на мясо Spam и его производные, а в некоторых маленьких магазинах – 30 %. Местные едят его на завтрак, намазывают на бутерброды (похоже на тушенку, которую мы в армии ненавидим), потом в холодном виде на обед, прямо из банки, с ананасами или папайей, и во всех горячих и омерзительных вариантах на ужин.
Еще одно важное блюдо для всех государств – снова дело во Второй мировой – это жареная курица с картошкой фри, благодаря которым выросло поколение очень толстых людей, весом больше 130 килограммов, у которых очень высока вероятность сердечных заболеваний и диабета (островные государства Тихого океана занимают первые семь мест в международном рейтинге ожирения).
Основная часть местных, которых я тут видел, ничем не занимались, а весь день (кроме воскресенья) сидели, сплетничали, слушали радио, попивали пиво и думали о том, как бы починить крышу или мотоцикл. На следующей неделе. Ну, по крайней мере, пиво им продавали австралийцы.
Австралийцев нельзя винить за многочисленные порции кавы, которую местные потребляют ежедневно – успокаивающее вонючее зелье, которое они пьют церемонно и с наслаждением. Мне оно на вкус показалось бутилированной мочой койота, которую я раньше распрыскивал по огороду, чтобы олени и кролики убирались подальше. Напиток сочетает в себе худшие эффекты новокаина и драмина.
Каву варят, раздавливая, размалывая или пережевывая корни кавы, и в западной культуре считается, что она вызывает сильные болезни печени, которые, кажется, неизвестны жителям островов – они постоянно пьют этот напиток и живут до 80 лет и больше, если при этом не едят бургеры, сосиски, картошку, Spam, конфеты и прочую дрянь, которую мы им привозим.
Следующей моей точкой назначения было островное государство Вануату, место, где зародился банджи-джампинг. Больше 30 лет назад, когда еще существовала колония под названием Новые Гебриды, новозеландский турист, увидевший местный ритуал прыжков с башни (проверка местных мальчиков на зрелость), решил сделать это развлечение немного безопаснее с помощью эластичных веревок и привез идею в Новую Зеландию, откуда развлечение сначала ушло в Австралию, а потом – по всему миру. В Вануату тем не менее традицию решили не менять. Но там, где австралиец наблюдал, я планировал принять участие.
Я забрался на хрупкую деревянную башню высотой с пятиэтажный дом и встал на тряскую платформу, где мне к ногам прикрепили лианы, а группа внизу переворошила землю, чтобы я разбил лицо не слишком сильно. Падая, я мог теоретически сломать или погнуть стволы, поддерживавшие платформу, что, возможно, замедлило бы мое падение и превратило бы его из смертельного в просто опасное. Когда я, трясясь, посмотрел с пугающей высоты в 20 метров, я вдруг вспомнил, что в Вануату могло не быть травматологов и что сломанная шея все-таки повлияет на мои планы.
Не знаю, на что подействовали эти мысли – на мою мудрость или на трусость, но прыгать я отказался.
Я все еще немного дрожал, когда доехал до Самоа. Тут моя цель была менее опасной – забраться на гору Ваеа к могиле Роберта Луиса Стивенсона, моего любимого приключенческого писателя. Это было немногим тяжелее, чем часок в джунглях, но я уже набрал пять килограммов на островах и размяк от того, что много сидел, так что для меня это был тяжелый, долгий подъем.
Стивенсон умер в 44 года от инсульта, всю жизнь боролся с туберкулезом, влюбился в Самоа, написал бесчисленное количество статей и книг именно тут и здесь же, по его просьбе, был похоронен. Самоанцы так ценили его за возвышенные слова в их честь, за умение рассказывать истории и за то, что он записал на бумаге первую в мире придуманную историю на самоанском языке, что к его одру прибыли 30 вождей, поставили там почетный дозор, чтобы он помог его духу пройти через ночь, а затем отнесли тело их любимого Туситала (сказителя) на плечах по джунглям до маленькой горы, к месту последнего упокоения с видом на спокойный Тихий океан.
Я чуть не заплакал, когда читал эпитафию:
ЗАВЕЩАНИЕ
К широкому небу лицом ввечеру
Положите меня, и я умру.
Я радостно жил и легко умру
И вам завещаю одно —
Написать на моей плите гробовой:
Моряк из морей вернулся домой,
Охотник с гор вернулся домой,
Он там, куда шел давно.
После Самоа мне оставалось посетить еще 49 стран, прежде чем я смогу вернуться с холмов. Моим изначальным планом было поехать в Африку и сразу разделаться с 10 государствами за один долгий, непрерывный 55-дневный заезд с января по март 2008 года. Сначала я собирался пересечь Сахару к югу от Магриба, затем проехаться по самым бедным и жестоким странам мира, от Судана, через Чад, в Нигер и Буркина-Фасо и до Мали и Мавритании, где я достиг бы Атлантического океана, повернул на юг, исследуя возвышения Западной Африки, где посетил бы три страны, которые мне пришлось пропустить в мои предыдущие путешествия, так как две из них, Либерия и Сьерра-Леоне, были погружены в кровавую междоусобную войну, а жители третьей, Кот-д’Ивуар, вели войну, попутно убивая всех, кто выглядел как француз, и я решил, что, скорее всего, они примут меня за него. (Хотя, возможно, первым до меня доберется читатель, которому пришлось пробиваться через эти предложения.) Наконец восстания в Нигерии утихли, и у меня появилась возможность ненадолго заглянуть туда.
