Я ожидал, что самыми главными проблемами этих стран будут совершенно обычные для Африки – грабители, разбойники, похитители детей, коррумпированные полицейские, джихадисты, беглые солдаты, свободные киллеры, ненадежные пограничные автобусы, сломанные нелегальные такси, песчаные бури Сахары, пыльный зимний ветер под названием Харматтан, грязная вода, плохая пища и смертельные болезни, от малярии до Эболы.
Я начал свое путешествие в Хартуме, многоэтажной столице Судана, в которую, после трех лет неудачных прошений, я наконец получил визу благодаря парню, которого буду звать Николас. Я плюнул на стандартную процедуру, потому что всякий раз, как я делал запрос о статусе своей заявки в суданском посольстве в Вашингтоне, мне отвечали одно и то же: «Она находится на рассмотрении в Хартуме». После 30 месяцев этого расстройства я позвонил старой подруге, администратору в ООН. Она рассказала мне об опытном оперативнике Лиги арабских государств, он любезно предоставил мне контакты «человека, который сможет помочь»; после того как он уверился, что я не являюсь агентом ЦРУ, Моссада, мормонским миссионером, солдатом Армии освобождения или другим неблагонадежным лицом, и после взимания с меня ощутимой платы, которая, как он объяснил, пойдет на взятки нескольким важным людям, он дал мне электронную почту Николаса, гражданина Европы, уже долгое время проживающего в Хартуме и «сделавшего все приготовления».
Я точно следовал всем выданным мне инструкциям. Сел на самолет тунисских авиалиний из Туниса до Каира, прибыл в первый терминал, затем пошел прямо к стойке «Кениа Эйр» и попросил, дословно, билет на «рейс, который вылетает за пять минут до полуночи» – код, который мне дали для рейса KQ0323 до Хартума. После того как работник «Кениа Эйр» закончила разглядывать мой паспорт и указала мне на отсутствие визы в Судан, я сказал, что мне нужно передать ей, что «все устроено», и, следуя по инструкции, я подмигнул ей так чарующе, как только мог. Еще секунду она поколебалась, затем подмигнула мне, выдала билет на самолет и пожелала хорошего полета.
В 1:40 я приземлился в Хартуме, где меня встретил мой «агент», подозрительный араб в очках фирмы Oakley и черном кожаном мотоциклетном костюме. В одной руке он держал мою визу, а пальцы другой широко растопырил, открыв ладонь, так как ему пришлось менять масло на цепи.
После того как я исправил свою сомнительную оплошность стодолларовой купюрой, заказное такси умчало меня к отелю «Метрополь», жуликоватому местечку, которое, скорее всего, возвел Роберт Ладлэм, а заправлять им мог бы Джон ле Карре. Первым, что я заметил, было отсутствие половины фасада, скрытого за досками и кусками гипсокартона, будто бы в здание угодила бомба. Когда я задал вопрос хозяину, он несколько вяло ответил, что в здание действительно попала бомба, когда джихадисты решили избавиться от грязных безбожников, останавливавшихся здесь, но при обстреле погибли лишь трое местных работников.
Он попытался уверить меня, что такое не повторится вновь, ведь, «как вы, американцы, говорите, молния никогда не ударяет дважды в одно место». Я подумал о башнях-близнецах Всемирного торгового центра, но решил промолчать.
Холл и зал для гостей были заполнены даже в столь поздний час. Здесь было несколько западных бизнесменов в дорогих костюмах, десяток матерых иностранных корреспондентов, вооруженных ноутбуками, и журналистов, возбужденно обсуждавших, закончить и отослать ли статьи редакторам в Нью-Йорке, Лондоне и Париже этим вечером или же пойти пить с коллегами и заняться делами с утра.
Так как я был единственным туристом, остановившимся в отеле, а туристы в Хартуме так же редки, как девственницы в Вегасе, вскоре стало очевидно, что местные сторонились меня и не собирались звать на пижамные вечеринки.
Но в этот раз передо мной стояли более серьезные цели. Рано на рассвете я поспешил в полицейский отдел регистрации, чтобы сообщить о своем приезде и получить кусочек зеленой бумаги в свой паспорт – этот процесс также стоил мне денег. Мне провели инструктаж, в котором говорилось, что в целях собственной безопасности (удивительно, как диктаторские режимы по всему миру ввели тщательно продуманные процедуры, гарантирующие мою сохранность) я не должен выезжать за пределы Хартума или Омдурмана, города-побратима на другой стороне Нила.
После этого я понесся в отдел администрации информации и рекламы главной администрации по туризму министерства туризма и дикой природы [передаю дословно], чтобы получить еще один дорогостоящий документ, в верхнем углу которого была нарисована камера 1950-х годов. Эта бумага разрешала мне снимать Хартум на мою 35-миллиметровую камеру при условии, что на пленку не попадут «военные районы, мосты, станции поездов, телебашни, общественные места, связанные с водо-, газо-, топливо- и электроснабжением», а также «трущобы, попрошайки и другие субъекты, позорящие образ страны».
Это сильно сузило мои художественные возможности, потому что практически каждая улица в Хартуме могла бы сойти за трущобы, и единственными людьми, которые не выглядели как бродяги, были солдаты в мундирах и с устрашающими ружьями и агенты режима, выделявшиеся своими темными костюмами, черными очками и портфелями. Эти выглядели так, будто опасались, что их фотографии могут угодить на плакаты с разыскиваемыми Интерполом или в досье в Международном уголовном суде. И чтобы точно исключить любую глупость с моей стороны, в разрешении было указано, что перед началом съемок я должен оповестить «инспектора местного правительства, секретаря городского совета и руководителя генеральной дирекции».
Спасибо и на том, что мне разрешили фотографировать «дикую природу». А так как на моем пути мне не встретился ни один четвероногий представитель животного царства, я позволил себе свободно интерпретировать указ и однажды вечером сделал 50 кадров множества суфиев, облаченных в белоснежные одежды и кружившихся в религиозном экстазе в традиционном танце в кругу около 500 наблюдателей.
* * *
Стоило мне отвернуться от неафриканского мира всего на две недели, как в нем возникла новая страна, которую мне нужно было посетить! Но до того, как отправиться в Косово или любую другую новую страну, которую могло признать НАТО, мне следовало сосредоточиться на Африке. Следующим на повестке был Чад, и мне нужно было выбрать одно из двух зол: добраться до него по морю или по суше.
Из-за того, что Судан и Чад вели друг с другом неофициальную войну, между ними не было прямых воздушных рейсов. Если бы я выбрал самолет, то мне пришлось бы лететь из Хартума на восток к Аддис-Абебе, затем снова на запад, через три четверти всей Африки, к Бамако в Мали, потом вновь к востоку от Абуджи, столицы Нигерии, а из Нигерии в Нджамена, столицу Чада, что заняло бы у меня два дня перелетов (за которые пришлось заплатить полную цену) вместо полагающихся двух часов. У меня не было другого пути из Хартума, только если я не собирался лететь в Каир через Париж.
