Он все-таки помалкивает, не желая дразнить судьбу. Но и матросы, и офицеры в мечтах своих уже на Аляске. И корабли идут все дальше, все дальше, и вот экипаж выстраивается на палубе. Капитан возвещает, что суда достигли 110° западной долготы – средины пути между проливами Девиса и Беринга, а значит, «Гекла» и «Грайпер» выиграли премию в пять тысяч фунтов стерлингов, установленную парламентом еще в 1743 году.
Черт побери, если так везет, они, гляди-ка, выиграют и другую, еще большую награду – в двадцать тысяч фунтов стерлингов, обещанную тем же парламентским актом за открытие Северо-западного прохода.
Парри надеялся, что зима помедлит до октября, и он изловчится одолеть сотни и сотни морских миль. Увы, уже в первых числах сентября льды повалили такой грозной толпой, что принудили срочно искать зимовку.
Он облюбовал бухту на острове Мелвилла. «Гекла» и «Грайпер» вошли в бухту, но обширное ледяное поле не позволяло надежно укрыть корабли. Моряки вооружились топорами и пилами. Два дня прорубали канал. Наконец втянулись поближе к берегу, а вскоре рукотворный коридор этот запаяло льдом, и «Гекла» с «Грайпером» оказались плотно укупоренными в бухте острова Мелвилла.
Парри был отличным навигатором – это так. Но никогда еще в жизни не испытывал шотландец тягот арктической зимовки. К тому же он был не просто зимовщиком, а начальником зимовки: стало быть, кроме тягот, выпавших на долю каждого, отвечал за всех.
Продовольствия хватит, голод не грозит, они выдержат мрак и стужу полярной ночи. Но Парри знал, как важно наладить быт корабельного люда, как важно не позволить унынию и тоске закрасться в душу.
Сперва дела хватало. К бортам сгребали снег, укутывая корабли; над палубами натянули брезенты: в ненастье капитан намеревался устраивать там спортивные игры. Хотя провианта было с лихвой, начальник экспедиции поручил добровольцам заготовлять свежинку. Пятого ноября солнце ушло за черту горизонта; надолго ушло солнце – месяца на четыре, а то и больше. И в тот же день командам обоих судов был сделан сюрприз.
Жилая палуба «Геклы», тесно уставленная скамейками, обратилась в зрительный зал. На канате висел, ниспадая грубыми складками, парус. Он взвился, этот занавес, и при громе аплодисментов, каких, верно, не слыхивали сухопутные театры, начался первый спектакль корабельной труппы. Сам Уильям Парри явился одним из персонажей веселой пьесы «Девушка до двадцати лет».
Сыграть на военном корабле пьесу, да еще капитану актерствовать – это, конечно, весьма рискованно. Но Парри чуточку пренебрег чопорными традициями офицерской корпорации. Он заботился о зимовщиках и надеялся, что его как-нибудь да извинят адмиралтейские педанты.
Театром не ограничились. Уильям завел еще рукописный журнал. Его назвали «Зимняя хроника, или Газета Северной Георгии». Редактором избрали астронома и геодезиста Эдуарда Сейбина, в сотрудники пригласили всех – от кока до старших офицеров.
Редактор и его помощники писали научные статьи, стремясь изъясняться популярно, а многочисленные плодовитые репортеры строчили всяческого рода заметки, явно предпочитая юмористические и даже сатирические. Получился своеобразный журнальчик. Рядом с солидным сочинением на тему о полярной рефракции в нем можно было найти и такой, например, перечень невзгод полярного житья:
Выйти утром подышать свежим воздухом, спуститься с корабля на лед – и с первого же шага провалиться в прорубь, приняв против воли холодную ванну.
Отравиться на охоту, приблизиться к великолепному оленю, прицелиться, дернуть курок – и испытать ужасное разочарование, обнаружив, что порох на полке отсырел.
Пуститься в путь с куском свежего хлеба в кармане, почувствовать аппетит – и убедиться, что хлеб замерз, стал как каменный и может искрошить вам зубы, между тем как последним ни за что не удается искрошить хлеб.
Услыхав, что в виду корабля оказался волк, поспешно встать из-за стола, выйти наружу, а по возвращении убедиться, что обед ваш съеден другими…
Хотя гонорара и не платили, редактор едва поспевал вынимать из ящика, прибитого к дверям его каюты, заметки, «Письма к издателю», «Объявления», в которых каждый автор стремился блеснуть истинно английским остроумием.
Дни заканчивались развлечениями, а начинались, по строгому приказу Парри, гимнастикой. Затем матросы приступали к корабельным занятиям: тут уже заботились боцманы, проявляя не меньшее рвение, чем сочинители «Зимней хроники». А промысловые партии по-прежнему отряжались, и у матросов, и в кают-компаниях не переводилось свежее мясо.
Восемьдесят четыре дня стояла полярная ночь. Лишь в первых числах февраля 1820 года моряки приметили краешек солнца. А седьмого солнце медленно всплыло, в его встретили ружейным салютом, криком «хип, хип, ура-а-а…».
Но «Гекла» и «Грайпер» долго еще были недвижны. Мороз держался свирепый. Дожидаясь вызволения из ледовитого плена, Парри обследовал часть острова Мелвилла.
В марте мороз сдал и забот прибавилось. Теперь можно было обойтись и без утренней гимнастики: день-деньской матросы очищали корабли от снежных заносов.
Давно уж берега обросли щетинкой мхов, и давно уж пернатые обзавелись птенцами, и олени отелились, а морские волны все еще смиряла ослепительная и тяжкая кираса льдов. Только в середине августа удалось вытянуться из бухты.
Снова попытались Парри и Лиддон отыскать проход на запад, к Берингову проливу. Увы, тщетно. На вторичную зимовку Парри не решился. Пожалуй, и без того сделано было достаточно.
Всего за шесть дней «Гекла» и «Грайпер» покрыли расстояние от острова Мелвилла до пролива Ланкастера и вышли в Баффинов залив, который теперь казался почти безопасным для навигаторов. Еще полтора месяца плавания, весьма штормового, и вот с кораблей завидели родные скалы.
Полярников почтили торжественной встречей: ведь они проникли далее всех иных людей на свете, далее предшественников на тридцать градусов по долготе, а главное – убили сомнение в существовании Северо-западного прохода, и недоверие исчезло, как исчезли пресловутые «горы Крокер».
Жители городка Бат преподнесли земляку своему Уильяму Парри звание почетного гражданина. Он получил чин командора. Барроу поставил его выше Джеймса Кука.
Низкорослые, нагие или едва прикрытые шкурами кенгуру, они жили на острове, отделенном от Австралии проливом. Добывали огонь трением, плавали в лодках, охотились и собирали съедобные коренья, верили в духов – в добрых и злых. Злые водились в мрачных ущельях, только там и нигде больше. Не думали не гадали островитяне, что злые духи явятся из-за моря.
