7 сентября верхняя группа вернулась в ледниковый лагерь.
Возвращение. – Поход на обсерваторию на леднике Федченко.Итак, восхождение окончено. Мы уходим, покидаем место, где прожили месяц, где испытали величайшие тревоги и величайшую радость.
Мы укладываем вещи, свёртываем палатки. Маленький Дудин стоит в середине лагеря и распоряжается вьючкой лошадей. Маслаев терпеливо высекает на большом камне две надписи. Одна обнесена траурной каймой. Она говорит о неизбежных жертвах рудной борьбы:
При подготовительной работе трагическипогибли:альпинист Н. А. Николаев 33 лети носильщик Джамбай Ирале 20 лет
Другая говорит о великолепной победе советских альпинистов. Под гербом Республики советов высечены слова:
Высочайшая вершина СССР —пик Сталина высотой 7 495 м.взята 3/IX 1933 г.
Я пишу краткий отчёт о восхождении, кладу его в жестяную коробку из-под киноленты, тщательно заклеиваю изолировочной лентой и закладываю в тур на большом камне
Доктор Маслов осматривает больных. Пальцы на ногах Горбунова. по-прежнему безжизненно холодные. Маслов впервые упоминает слово «ампутация» Гетье очень слаб Сердце расширено, работает с перебоями. Рука Гущина гноится, опухоль не спадает. При перевязке он корчится от боли. Абалакова нет. Этот "львёнок пика Сталина., как его называл Горбунов, этот «человек-машина», как характеризовал его Гетье, вернувшись вчера вечером в лагерь после шестнадцатидневного восхождения, сегодня с утра решил «сбегать на соседний хребтик», чтобы сделать оттуда кое-какие наброски. «Хребтик» этот высился над ледником Сталина 800 метров отвесной скалы,
Наконец караван готов. Горбунов надевает валенки. Для него и для Гетье оставлены под верх две лошади. Мы помогаем нашим больным взобраться на седла и трогаемся в путь. Мы идём очень медленно. Лошади изнурены беспрерывной двухмесячной работой, ноги их сбиты в кровь и изранены острыми камнями. Они часто спотыкаются и падают. Мы помогаем им, тащим их вперёд по серакам и морене.
Пересекаем ледник Сталина и выходим на его высокий правый борт. Здесь мы останавливаемся и оборачиваемся назад. Мы стараемся в последний раз запечатлеть в памяти величественное сборище горных вершин, скал и ледников, среди которых прожили целый месяц.
Широкоплечий и мощный, на голову выше всех своих соседей, стоит, сверкая фирном своих граней, чернея вертикальной полосой восточного ребра, побеждённый нами гигант – пик Сталина. Крутая стена, покрытая снежными сбросами, исчерченная следами лавин, соединяет его с белоснежной пирамидой пика Молотова. Справа высится стройный конус пика Орджоникидзе.
За последнее время пустынное величие этого сурового пейзажа нас угнетало. Сколько раз мы вспоминали цветущие альпийские луга и густые леса Кавказа, пенистую голубизну его бурливых потоков. Но теперь мы вновь поддаёмся очарованию этой мёртвой страны скал и льда.
Караван медленно движется по зигзагам тропы, и гиганты горного царства проходят мимо нас в обратном порядке. Остаётся позади сахарная голова пика Орджоникидзе, чёрный скалистый отвес пика Ворошилова, широкая, сложенная из розового камня громада пика Реввоенсовета.
В прорыве хребта между пиками Ворошилова и Реввоенсовета высится скала. Её верхушка в точности повторяет контуры памятника Гоголю на Арбатской площади в Москве. Скала носит название «Гоголь на Памире».
К вечеру мы выходим на Бивачный. Нам предстоит пересечь его.
Караван идёт все медленнее, лошади выбиваются из сил. На опасных местах, когда тропа вьётся по краю трещин. Горбунов с нашей помощью слезает с седла и, осторожно ступая на пятки, идёт за лошадью. Гетье слишком слаб, чтобы передвигаться пешком. Со стоическим спокойствием едет он на шатающейся от усталости лошади вдоль трещин и провалов. Исхудалый, с вва – лившимися щеками, он напоминает Дон-Кихота на Россинанте. И когда его конь срывается в узкую трещину, он все так же спокойно раздвигает ноги, упирается ими в края трещины и присаживается на камни, пока его лошадь вытаскивают на верёвках. Надвигается ночь. Абалаков, Гок Харлампиев и я покидаем (караван и уходим вперёд. Мы прокладываем себе путь в полной темноте сквозь хаос ледяных бугров. Мы должны выйти к определённому месту, где в высоком валу боковой морены имеется проход. Иначе придётся перелезать через вал. Гок каким-то непонятным чутьём выводит нас к проходу, и через четверть часа мы лежим на кошмах у костра в подгорном лагере.
Старый Усумбай с добродушной улыбкой на своём лице оперного Мефистофеля радостно жмёт нам руки и гостеприимно угощает каурдаком из киичины.
Понемногу добирается до лагеря и наш караван. Только Горбунов и Гетье не решились в темноте ехать верхом по леднику и вместе с доктором заночевали на морене. Дудин посылает к ним Абдурахмана и Алёшу с горячей пищей и чаем.
На другое утро, ожидая отставших, мы греемся на солнышке, моемся в голубом озере, с наслаждением лежим на траве.
В подгорном лагере гораздо теплее, чем в ледниковом, И легко дышится: высота «всего» 3 900 метров. Я делаю несколько рывков полной силой на 25–30 метров и вспоминаю, как два месяца тому назад на такой же высоте на Кара – Куле я тяжело болел горной болезнью и буквально не мог пошевельнуться от слабости и сердцебиения.
К полдню до лагеря добираются Горбунов, Гетье и Маслов. Отряд остаётся в подгорном на днёвку.
Горбунов составляет текст телеграмм в Москву, текст рапорта партии и правительству о выполнении 29-м отрядом труднейшего задания, о победе, одержанной советской наукой и альпинизмом.
"Москва, Кремль, товарищу Сталину. С радостью сообщаем Вам, что впервые исследованная нами в прошлом году высочайшая вершина СССР, названная Вашим именем, именем любимого вождя мирового пролетариата, взята 3/IX нашей штурмовой группой… На пике установлены две научные метеорологические станции. Группа шлёт Вам пламенный привет.
Горбунов".
Дудин, Гок Харлампиев и Абдурахмаи собираются на охоту на кииков.
Каплая и я решаем посетить глациолого-метеорологическую обсерваторию, строящуюся на леднике Федченко у перевала Кашал-Аяк в 20 километрах выше впадения в ледник Федченко ледника Бивачного. К нам присоединяются. Маслаев и все тот же неутомимый Абалаков.
После полудня мы покидаем лагерь. Часть каравана идёт вместе с нами; ослабевшие лошади не могут поднять сразу весь груз, караванщики хотят перекинуть часть вещей к выходу на ледник Федченко и затем вернуться в подгорный лагерь.
Мы идём по тропе вдоль правого борта ледника Бивачного. Невдалеке от слияния его с ледником Федченко нас застаёт вечер. Мы с Капланом осторожно спускаемся по крутым поворотам тропинки, догоняя ушедший вперёд караван. Внезапно из темноты впереди нас раздаётся чей-то тревожный голос:
