Как видно из названия, португальцы XV века отличали «круглые корабли» от каравелл описанного выше типа прежде всего из-за их своеобразной конструкции — из-за округленных обводов корпуса. Основное парусное вооружение на них было прямое: четырехугольные (вовсе не обязательно квадратные и даже не обязательно прямоугольные) паруса в покойном состоянии или при ветре, дующем прямо с кормы, располагались перпендикулярно к килю судна. Для крепления их служили реи, которые в случае необходимости — при перемене ветра — могли поворачиваться около мачты вместе с парусом. Плавание на таких кораблях в открытом океане было более безопасно, лавировали они лучше, и при длительном лавировании команда не так изнурялась, как на каравеллах. Но в отношении других качеств, предъявляемых к парусным судам, они уступали каравеллам, по крайней мере в конце восьмидесятых годов XV века, когда снаряжалась экспедиция Бартоломеу Диаша.
Эта справка из истории корабля дает возможность понять суть разговора между королем Жуаном II и главным кормчим экспедиции Диаша — Перу д'Аленкером. Король, очевидно, представлял себе весь путь к Индии как сплошное береговое плавание: вдоль побережья Западной, Южной и Восточной Африки, затем вдоль персидских берегов. При таком плавании каравеллы, как выше указывалось, казались незаменимыми. А опытный кормчий готовился к длительному плаванию вдали от берегов, в открытом океане — сначала в Атлантическом, а затем и в Индийском, если это удастся. А для таких далеких плаваний пригоднее и безопаснее были именно «круглые корабли». Так и случилось: и Бартоломеу Диаш и еще в большей мере Васко да Гама, а позднее Кабрал в Атлантическом океане отклонялись на сотни, а иногда и тысячи километров на запад от Африканского материка, чтобы с меньшими усилиями обогнуть с юга Африку. Этот отход на запад от побережья Гвинеи, вызванный навигационными соображениями, привел к открытию Бразилии Кабралом (апрель 1500 г.)[9].
Одно качество каравелл, с которыми были связаны специальные «секретные» торговые интересы Португалии в Гвинее, особенно, по-видимому, привлекало короля Жуана II: это — юс быстроходность по сравнению с «круглыми кораблями». Дело в том, что на путях в Гвинею появились пираты других западноевропейских стран, число их множилось, действовали они на быстроходных каравеллах португальской конструкции, и чаще всего их добычей становились тяжело нагруженные гвинейскими неграми, сравнительно тихоходные «круглые корабли» португальских работорговцев.
Торговые пути в Гвинею, условия плавания и доходы португальской королевской казны от работорговли были, разумеется, величайшим секретом португальской короны. Естественно, что Жуан II не хотел высказываться по этому поводу в присутствии своих царедворцев, среди которых, несомненно, были шпионы соперничающих держав и прежде всего, конечно, Кастилии и Венеции.
* * *
На морских путях к Гвинее, а позднее и к «Индиям» у Португалии с Кастилией были старые счеты, которых Харт почти не касается.
Сначала (с последней четверти XIII века) спор шел только о Канарских островах, но этот спор затянулся на два столетия, до последней четверти XV века.
Канарские острова, представляющие собой очень важный этап на пути к тропической и южной Африке, как и на трансатлантических путях, были открыты около 1270 года (вторично — после древних мореходов) генуэзским мореплавателем Ланчелотом Малочелло[10]. Однако и португальцы уже в конце ХШ века, несомненно, посещали Канарские острова, а в XIV и XV веках не раз пытались отнять их у кастильцев, впервые заявивших претензию на них в 1344 году. Окончательно португальцы отказались от своих притязаний на Канарские острова в пользу Кастилии в 1479 году — в обмен на признание Кастилией португальских «прав» на африканские земли к югу и востоку от мыса Бохадор и на отказ Кастилии от торговли на путях в Гвинею и «на островах и землях Гвинеи, как уже открытых, так и тех, которые будут открыты» (соглашение в Алькасовасе).
Португалия стремилась тогда закрепить свои дипломатические позиции в борьбе за южные морские пути в Гвинею, а затем — в Индию с помощью главы католической церкви, римского папы, в основном — против Кастилии.
От начала деятельности принца Генриха Мореплавателя (1415) до так называемого «первого раздела мира» между Португалией и Кастилией (1493) известно, по крайней мере, пять булл четырех римских пап (Мартина V, Николая V, Каликста III и Сикста IV), в которых так или иначе подтверждались монопольные, «права» Португалии на африканские страны и острова. Из пяти булл три были изданы в середине XV века (1452–1456 годы), когда на путях в Гвинею особенно обострилась португало-кастильская борьба (после того, как португальцы захватили несколько кораблей андалузских работорговцев). Этот этап борьбы завершился буллой папы Каликста III от 13 марта 1456 года, в которой он пожаловал португальским королям «острова, селения, гавани, земли, местности, как уже приобретенные, так и те, которые будут приобретены, от мысов Бохадор и Нан вплоть до всей Гвинеи и далее вдоль южного берега вплоть до индийцев («usque ad Indos»)»[11].
Позднее это папское пожалование легло в основу португало-кастильского соглашения 1479 года в Алькасовасе. Соглашение это было выгодно прежде всего Португалии, ставшей уже сильной на море. Но правительство Изабеллы считало достижением уже то, что Кастилии, слабой тогда морской державе, удалось закрепить за собой Канарские острова, лежащие в «преддверии» к Гвинее. Через два года португало-кастильское соглашение было подтверждено буллой папы Сикста IV от 21 июня 1481 года.
Последней буллой Кастилии запрещалось посылать корабли для торговли или иных целей на юг от закрепленных за нею Канарских островов[12].
Другой морской путь в Индию — на запад от Канарских островов — и тогда уже рассматривался как теоретически возможный: об этом свидетельствует переписка приближенного Жуана II с итальянским ученым Тосканелли. Но практически проект западного пути в Индию казался неосуществимым.
Экспедиции Диогу Кана доказали, что морской путь в Индию вокруг Африки, если он и возможен, очень долог; экспедиция Бартоломеу Диаша доказала, что такой путь, хотя и длительный, возможен. Возникает вопрос: почему же Жуан II, пославший Диаша на поиски прямого морского пути в Индию через год после возвращения Кана, выжидал девять лет после возвращения Диаша, пока не послал Васко да Гаму по открытому уже пути.
В рассказах современников, в исторических сочинениях XVI века, в позднейших публикациях архивных документов встречаются) очень противоречивые ответы на этот вопрос. Остаются только предположения, а из них самое вероятное следующее: рассчетливых советников (в последние годы царствования Жуана II ив первые годы правления его преемника Мануэла «Счастливого»), как об этом свидетельствует Дамиан Гоиш, останавливала именно продолжительность и, следовательно, невыгодность торгового морского пути в Индию вокруг Африки — или недостаточная его выгодность при сравнительно высоких расходах и большом риске. Монопольная торговля с Гвинеей — добыча золота в Сан-Жоржи-да-Мина, скупка слоновой кости и, главным образом, работорговля — была более надежным источником дохода для королевской казны.