Что самое удивительное – он был англичанин. По его дородности, по насыщенному цвету кожи, по чернильным усам, по всему виду человека, постоянно находящегося под напором распирающей его энергии, его можно было принять за одного из тех итальянцев, которые обожают громкие титулы. Отдельные детали подтверждали это общее впечатление. Смеющиеся глаза, вздернутый нос, покатый лоб под темными вьющимися волосами – все обнаруживало изящество несколько вульгарного пошиба.
При появлении Робера прогуливающийся прервал свое хождение и поспешил ему навстречу, рассыпаясь в поклонах и потоке любезностей, после чего спросил:
– Могли бы мы, мсье, иметь удовольствие быть вам чем-нибудь полезными?
У Робера не было возможности ответить, так как тот продолжал:
– Несомненно, это насчет нашей экскурсии на три архипелага.
– Действительно, – сказал Робер, – но… Он снова был прерван.
– Прекрасное путешествие! Дивное путешествие! – воскликнул собеседник. – И мы довели его, смею сказать, до крайних пределов дешевизны. Вот посмотрите на эту карту, – он указал на карту, висевшую на стене, – посмотрите, какое расстояние предстоит пройти. И за сколько предлагаем мы все это? За двести фунтов? За полтораста? За сто? Нет, за смехотворную плату в сорок фунтов, со всеми расходами. Пища лучшего качества, сударь, удобные каюты, экипажи и носильщики для экскурсий, в портах – первоклассные гостиницы!
Робер тщетно пытался остановить это словоизвержение. Но попробуйте остановить экспресс на всех парах!
– Да… да… Вы знаете эти подробности из афиш? Тогда вам также известно, какую борьбу мы выдержали. Славную, осмелюсь сказать, борьбу!..
Красноречие это могло бы еще так литься целые часы. Робер, потеряв терпение, положил ему конец.
– Господин Томпсон, не так ли? – спросил он сухим вопросительным тоном.
– Он перед вами и к вашим услугам, – отвечал словоохотливый директор.
– Не можете ли вы мне сказать в таком случае, – продолжал Робер, – верно ли, что вы предоставляете переводчика для этого путешествия?
– Как же! – вскрикнул Томпсон. – Вы в этом сомневаетесь? Разве возможно такое путешествие без переводчика? Конечно, мы имеем дивного переводчика, знакомого со всеми языками, без исключения.
– Тогда, – сказал Робер, – мне остается только просить вас извинить меня.
– Как так? – спросил Томпсон изумленно.
– Я пришел именно с тем, чтобы справиться об этом месте… Но раз оно занято…
Сказав это, Робер вежливо поклонился и направился к двери.
Не успел он дойти до нее, как Томпсон бросился за ним.
– Ах, вы насчет этого!.. Наконец-то все выясняется… Что за человек, черт возьми. Послушайте, послушайте, будьте любезны пожаловать за мной.
– К чему? – возразил Робер.
Томпсон настаивал:
– Да ну! Идите же!
Он повел Робера на второй этаж, в кабинет, очень скромная обстановка которого резко отличалась от несколько кричащей роскоши первого этажа. Стол красного дерева с облезшей политурой и полдюжины соломенных стульев – больше здесь ничего не было.
Томпсон сел и предложил Роберу сделать то же самое.
– Теперь, когда мы одни, – сказал он, – я вам открыто признаюсь, что у нас нет переводчика.
– Однако, – возразил Робер, – еще пять минут назад…
– О! – ответил Томпсон. – Пять минут тому назад я принимал вас за клиента!..
И он так добродушно рассмеялся, что Робер вынужден был разделить его веселое настроение.
Томпсон продолжал:
– Место-то свободно. Но прежде всего, есть у вас рекомендации?
– Думаю, они вам не понадобятся, когда вы узнаете, что еще час тому назад я состоял при агентстве «Бекер и K°».
– Вы от Бекера! – воскликнул Томпсон.
Робер рассказал ему подробно, как произошло дело.
Томпсон ликовал. Отобрать у соперничающей компании переводчика – это было верхом успеха! Он смеялся, хлопал себя по бедрам, вставал, садился и не мог удержаться на месте.
– Прекрасно! Превосходно! Чертовски смешно! – восклицал он.
Потом, немного угомонившись, заметил:
– Раз так, то дело сделано! Но скажите мне: прежде чем поступить к этому несчастному Бекеру, что вы делали?
– Я был учителем, – отвечал Робер. – Преподавал свой родной язык.
– То есть?.. – спросил Томпсон.
– Французский.
– Хорошо! – одобрил агент. – А другие языки вы знаете?
– Конечно, – ответил Робер, смеясь, – но я не знаю всех языков, как ваш пресловутый переводчик! Кроме французского я владею, как видите, английским, а также испанским и португальским. Вот и все.
– Это, ей-Богу, очень хорошо! – одобрил Томпсон, знавший лишь английский, да и то не особенно хорошо.
– Если вам этого достаточно, то все к лучшему, – сказал Робер.
Томпсон заметил:
– Поговорим теперь насчет жалованья. Не будет ли нескромностью спросить вас: сколько вы получали у Бекера?
– Нисколько, – отвечал Робер. – Мне положено было вознаграждение в триста франков помимо всех расходов.
Томпсон вдруг принял рассеянный вид.
– Да, да, – бормотал он, – триста франков – это не очень много.
Он встал.
– Нет, это не очень много, в самом деле, – сказал он энергично.
Затем опять присел и погрузился в созерцание одного из своих колец.
– Однако для нас, понизивших плату до крайних пределов, – крайних пределов, понимаете ли! – это, может быть, несколько высокое вознаграждение.
– Значит, придется уменьшить его? – спросил Робер.
– Да… может быть, – прошептал Томпсон, – кое-какое уменьшение… маленькое…
– В каком размере? – допытывался Робер, уже раздраженный.
Томпсон встал и, ходя по комнате, проговорил:
– Ей-Богу, полагаюсь на вас. Вы присутствовали при состязании, которое мы вели с этим проклятым Бекером…
– Так что? – прервал Робер.
– Так что мы в конце концов согласились сделать скидку в пятьдесят процентов с первоначальной цены. Не так ли, сударь? Не так ли это верно, как дважды два – четыре? Ну-с, чтобы позволить себе принести такую жертву, нам необходимо, чтобы наши сотрудники помогли нам, чтобы они последовали нашему примеру…
– …и чтобы сбавили свои притязания на пятьдесят процентов, – сформулировал Робер, между тем как его собеседник сделал знак одобрения.
Робер скорчил гримасу. Тогда Томпсон, остановившись против него, дал волю своему красноречию.
Надо, мол, уметь жертвовать собой для пользы дела, представляющего общественный интерес. А разве это не дело первостепенной важности? Довести почти до пустяка стоимость путешествий, некогда столь дорогих, сделать доступными возможно большему числу людей удовольствия, некогда составлявшие удел немногих привилегированных! Тут, черт возьми, вопрос высокой филантропии, перед которым благородное сердце не может остаться равнодушным.
