Тенцинг Норгей - Тигр снегов

Возможно, я должен был отказаться. Трудно ска­зать что-нибудь о таком деле. Некоторые из шерпов не захотели пойти, и в конце концов мы вышли на вос­хождение втроем: Фрей, шерпа Анг Дава и я. Пона­чалу лезть было очень легко. Мы поднимались по отлогому снежному склону, где ступеньки просто вы­таптывались ботинками, причем мы даже не связы­вались веревкой. Но потом склон стал круче и снег тверже. Я остановился и надел на ботинки кошки, чтобы идти увереннее. «Вы разве не наденете кош­ки?» – крикнул я Фрею, шедшему впереди. «Нет, они мне ни к чему», – ответил он. Мы продолжали восхождение. Снова можно спросить, не следовало ли мне поступить иначе, например попытаться уговорить его, настаивать. Но, как я уже говорил, Фрей был пре­красный альпинист, с большим опытом восхождений в Альпах; он, наверно, бывал в гораздо более трудных местах и к тому же шел явно без особого напряжения. Мы поднимались спокойно и легко – первым Фрей, затем я и последним Анг Дава, по-прежнему не свя­занные веревкой, на расстоянии примерно пяти метров один от другого. Я осмотрелся – высота около 5200 мет­ров; значит, нам осталось шестьсот метров до вершины.

И тут Фрей сорвался. Как или почему, я не мог по­нять. Он шел совершенно уверенно вверх впереди ме­ня, а в следующий момент уже покатился вниз. Сна­чала казалось, что Фрей падает прямо на меня и по­тянет меня с собой, на деле же он прокатился чуть в стороне. Я уперся как следует и рванулся туда, ста­раясь задержать его. Тщетно, он был слишком тяжел и падал слишком быстро. Тело Фрея ударилось о мою руку, я ощутил сильную боль, и вот он уже прокатил­ся кубарем мимо меня, мимо Анг Дава вниз по скло­ну, пока не остановился метрах в трехстах ниже.

Впервые за все время восхождений я видел падаю­щего человека. Но другие, которым приходилось ви­деть подобное, рассказывали мне о таких случаях. На несколько минут ты словно цепенеешь, не чувствуешь ничего и не думаешь ни о чем, кроме того, что в сле­дующее мгновение упадешь сам. Именно так было с Анг Дава и мною. Сначала мы замерли, словно врос­ли в скалу. Несчастье произошло так быстро, что не­возможно было поверить в него, и мне казалось, что если я взгляну «верх, то увижу Фрея на его месте впе­реди. Но его там не было – он лежал маленьким пятнышком на белом снегу далеко внизу под нами. Наконец я спустился к Анг Дава. Он был страшно потрясен и сказал сначала, что не может идти вниз, потом все же пришел в себя. Мы начали спуск крайне медленно и осторожно, так как знали, что в тепереш­нем состоянии легко можем сорваться сами. Пример­но на полпути я заметил что-то черное на снегу, про­шел туда и поднял фотоаппарат Фрея. Затем мы продолжали спуск и подошли к нему самому. Он был мертв, конечно; ни один человек не смог бы пережить такое падение.

Оставшуюся часть пути мы несли Фрея на себе; по­близости от лагеря нас встретили остальные шерпы и помогли. На следующий день мы похоронили его – не на самом леднике, где его унесло бы движением льда, а на морене рядом, сложив на могиле каменную пирамиду. Печальные возвращались мы в Дарджи­линг. Только теперь я заметил, что палец, который я так больно ушиб, пытаясь схватить Фрея, был сло­ман – первое мое серьезное повреждение за все годы в горах.

Итак, думал я, мой возраст приближается к сорока. «Критический» возраст. И хотя сам я отделался бла­гополучно, мне пришлось участвовать в трех экспе­дициях с человеческими жертвами… Нанга Парбат, Нанда Деви, пик Канг… «Что будет дальше?» – спра­шивал я, и мне становилось не по себе. Ведь мне еще оставалось два года до сорока.

Нанга Парбат, Нанда Деви, пик Канг, Кашмир, Гархвал, Непал и даже Тибет. Я исколесил всю кар­ту. Я восходил на много гор, видел много ландшаф­тов, пережил много приключений. Оставалось самое главное – Чомолунгма, Великая. Прошло пять лет с тех пор, как я вообще видел ее – во время странно­го молниеносного похода с Денманом, – и четырна­дцать лет, как я поднялся по ней на большую высоту и получил звание Тигра. Порой я начинал сомневать­ся, удастся ли мне когда-нибудь еще побывать на ней. Или боги по какой-то им одним известной причи­не навсегда увели меня от этой горы, которая так дорога моему сердцу?

Но боги были милостивы. Я снова попал на Эве­рест – снова и снова. Последние годы моего «крити­ческого периода» стали великими годами моей жизни.

Эверест, к которому я вернулся после многолетнего перерыва, был не тем Эверестом, который я знал раньше. Теперь атаки велись не с севера, а с юга, а восходить на гору с новой стороны – это почти то же, что восходить на совсем другую гору. Причины изменения маршрута были политические. Все же хотя гора стала в известном смысле новой, она оставалась давней знакомой для меня, даже в большей степени, чем та, к которой я четырежды подходил со стороны Тибета и Ронгбука. Дело в том, что южный маршрут пролегает через Соло Кхумбу, страну моего детства, и хотя я никогда не пробовал совершать восхождение с этой стороны, я ее знал лучше всего по своим меч­там и воспоминаниям.

После восемнадцати долгих лет мне предстояло опять увидеть мать. Снова я буду стоять возле нее на горных пастбищах, возле Тами и смотреть на «Гору, через которую не может перелететь ни одна птица». Мне предстояло возвращение домой в двух смыслах этого слова.

Как уже говорилось, в 1950 году Тильман и аме­риканец Чарлз Хаустон прошли от Катманду через Со­ло Кхумбу к южному подножью Эвереста. В следую­щем году Эрик Шиптон возглавил большую экспедицию для проверки возможностей штурма с этой стороны. Ни один из этих отрядов не поднимался особенно вы­соко. Тильман и Хаустон не имели необходимого сна­ряжения даже для частичного восхождения, а Шипто­ну и его людям преградила путь большая трещина на ледопаде, который спускается к леднику Кхумбу. К тому же первая группа подтвердила мнение Мелло­ри, разглядывавшего этот путь сверху, с Лхо Ла, много лет тому назад: что он тяжелее северного, а то и вовсе непроходим.

Тем не менее, поскольку Тибет был закрыт, южный путь оказался единственным. Оставалось либо штур­мовать Эверест с юга, либо вовсе отказаться от по­пыток.

Но к 1952 году изменился не только маршрут, из­менилось кое-что еще. До сих пор на протяжении всей истории восхождений Эверест оставался исключитель­но «английской горой». Единственными представителями других западных наций, побывавшими хотя бы вблизи горы, были Хаустон и датчанин Ларсен, кото­рый в 1951 году прошел от Кхумбу до Ронгбука, однако никто, кроме англичан, не ступал на самую гору. Теперь же предстояла перемена – и большая перемена. Ибо если Тибет в прошлом впускал только англичан, то Непал был готов открыть доступ для аль­пинистов всех стран. И первыми прибыли швейцарцы.