Каракка «Виктория», флагманский корабль Магеллана: на старинной гравюре (вверху) и в реальности (на фото – современная копия)
Слава о столь благородном капитане не изгладится из памяти в наши дни. В числе других добродетелей он отличался такой стойкостью в величайших превратностях, какой никто никогда не обладал. Он переносил голод лучше, чем все другие, безошибочнее, чем кто бы то ни было в мире, он умел разбираться в навигационных картах. И то, что это так и есть на самом деле, очевидно для всех, ибо никто другой не владел таким даром и такой вдумчивостью при исследовании того, как дóлжно совершать кругосветное плавание, каковое он почти и совершил.
Через шесть дней экспедиция достигла Канар и, пополнив запасы провизии и пресной воды, вышла в Атлантику, держа курс на юго-запад – к восточному побережью Южной Америки. Ветер благоприятствовал путешественникам, корабли резво скользили по крутой атлантической волне, и казалось, что все складывается как нельзя лучше. Однако идиллия продолжалась недолго, ибо очень скоро между Магелланом и капитанами других кораблей возникли серьезные разногласия. И виной тому отнюдь не только пресловутая неуживчивость хромого адмирала, но и заносчивость испанских грандов, не желавших подчиняться безродному иноземцу. Еще на острове Тенерифе (Канарский архипелаг), Магеллан получил от своего тестя предостерегающее письмо, в котором тот сообщал, что испанские капитаны приняли единогласное решение убить адмирала, коль скоро дело дойдет до конфликта. Так что мятеж назревал исподволь, и было очевидно, что рано или поздно произойдет взрыв. Это был тот сравнительно редкий случай, когда организаторами бунта выступили капитаны, а не команда.
Атлантику пересекли без проблем, а вот путь на юг вдоль восточного побережья Южной Америки совершенно измотал людей, ибо проклятый континент, казалось, не имел конца. И когда в середине января 1520 года петляющая береговая линия наконец-то повернула на запад, у Магеллана словно камень упал с души: он почти не сомневался, что вот-вот покажется неуловимый пролив. Но путешественников ждало жестокое разочарование, ибо глубокая трещина, расколовшая материк, несла в океан пресную воду. В действительности экспедиция обнаружила Ла-Плату, банальный залив, змеиный язык Атлантики длиной 300 километров, и эстуарий двух полноводных рек – Параны и Уругвая. Среди экипажей начался ропот, а испанские капитаны в полный голос заговорили о том, чтобы немедленно поворачивать оглобли и плыть к Молуккским островам проверенным восточным путем, вокруг мыса Доброй Надежды, поскольку экспедиция и без того проникла на юг дальше, чем кто бы то ни было. Но несгибаемый Магеллан, абсолютно уверенный, что пролив уже близок, распорядился продолжать плавание в юго-западном направлении. Кроме того, заявил он, преждевременное возвращение стало бы прямым нарушением приказа императора, который строго-настрого запретил искать дорогу к «Островам пряностей» в «португальском» полушарии. Однако еще через два месяца, в марте 1520 года, почти на 50° южной широты, ледяное дыхание зимних вьюг, свирепые шторма и хроническое недоедание все-таки вынудили адмирала причалить к берегу и встать на зимнюю стоянку. Рослые аборигены этих неприветливых мест показались невысокому адмиралу настоящими великанами, и потому он окрестил их «патагонами» («большеногими» в дословном переводе с испанского), их родную страну соответственно – Патагонией.
Зимовка в бухте Сан-Хулиан оказалась трудным испытанием. Легко одетые путешественники, не готовые к суровому климату Патагонии, жестоко страдали от холода, и давным-давно назревавший бунт вылился в открытое неповиновение. Магеллан, истинный сын своего жестокого века, безжалостный, непреклонный и не терпящий возражений, действовал как всегда решительно и без проволочек. Мятеж удалось подавить в зародыше. Антонио Пигафетта оставил лаконичную запись об этом событии:
В этой бухте, названной нами бухтой Св. Юлиана, мы пробыли около пяти месяцев. Тут имело место немало происшествий… Расскажу, что, как только мы вошли в бухту, капитаны остальных кораблей замыслили измену с целью убийства капитан-генерала (Магеллана. – Л. Ш.). Заговорщиками были: смотритель флота Хуан де Картахена, казначей Луис де Мендоса, счетовод Антонио де Кока и Гаспар де Кесада. Заговор был раскрыт, и смотритель был четвертован, а казначей умер от ударов кинжала. Спустя несколько дней после этого Гаспар де Кесада вместе с одним священнослужителем был изгнан в Патагонию.
Другими словами, их высадили на берег и предложили убираться на все четыре стороны – весьма распространенное наказание на флотах той эпохи. Между прочим, Себастьян Эль-Кано, который возглавит экспедицию после трагической гибели адмирала на Филиппинских островах и приведет в Испанию один-единственный уцелевший корабль, тоже принял участие в мятеже и был приговорен Магелланом к смертной казни в числе 40 других бунтовщиков. Их помиловали только потому, что для продолжения плавания не хватало людей.
В мае, в разгар тяжелой зимовки, на Магеллана обрушился новый удар. Корабль «Сантьяго», отправленный в дальнюю разведку на юг, вдребезги разбился на острых патагонских скалах. Весть об этом принесли два матроса с погибшего корабля, вернувшиеся в зимний лагерь пешком, в драной одежде и до предела изможденные. Слово – П. Ланге.
Правда, команде удалось спастись, но люди оказались на пустынном голом берегу в 80 милях к югу от бухты Сан-Хулиан и, не имея крыши над головой, страдали от цинги и мороза. К счастью, им удавалось более или менее удачно охотиться на морских львов, да и высланная группа спасателей довольно быстро добралась до потерпевших кораблекрушение. Тем не менее прошло восемь недель, прежде чем оставшиеся в живых после катастрофы, перенеся неописуемые мучения, возвратились в бухту Сан-Хулиан.
В августе зимние бури начали понемногу слабеть, и когда изрядно потрепанные корабли худо-бедно привели в порядок, экспедиция снова двинулась на юг в поисках пролива. Но доплыть удалось только до бухты Санта-Крус, той самой, где четыре месяца назад потерпел крушение «Сантьяго»: не утихающие ни на минуту бешеные шторма задержали флотилию еще на два долгих месяца. Магеллан твердо решил добраться до 75° южной широты, а если искомый пролив не обнаружится и там, он поворачивает на восток и идет к Молуккским островам в высоких широтах.
Однако менять курс не пришлось: 21 октября 1520 года корабли обогнули скалистый мыс, получивший название Кабо-Вирхенес – мыс Дев (21 октября – день святой Урсулы, в который вспоминают также и 11 тысяч дев, принявших мучения с нею вместе: по католической легенде, корнуэльские девы, совершавшие паломничество в Рим во главе с кельтской королевой Урсулой, на обратном пути были перебиты гуннами, осаждавшими Кельн). Взору путешественников открылось устье извилистого пролива, залитое ослепительным солнцем. Удобные и просторные бухты, хорошо различимые мели и густой кустарник на берегу…
