На протяжении 150 лет Либерией управляли семьи бывших американских рабов, которые составляли менее 5 % населения и относились к местным, как к собакам. Тем не менее до 1970-х они умудрялись сохранять стабильную экономику с опорой на резину и другие природные ресурсы. Теперь же единственными, кто мог здесь заработать, были продавцы колючей проволоки и поставщики оружия. Лезвия колючей проволоки и осколки битых бутылок, залитые цементом, сверкали на каждой стене. Сотни солдат ООН с синими повязками на рукавах охраняли правительственные здания, большая часть которых уже была сожжена или разграблена. Охранники в военных сапогах и с полицейскими дубинками патрулировали практически все магазины. Да, благодаря отеческому пониманию и давней финансовой поддержке США (за которую либерийцы так благодарны американцам) в стране все еще оставалась надежда на светлое будущее. Множество проектов по перестройке Монровии спонсировалось Агентством международного развития США. Но до будущего еще далеко, потому здесь я также не остался надолго.
* * *
Мое скорое отбытие из Либерии и Сьерра-Леоне было вызвано, в том числе, и моей неспособностью говорить на местном языке. Хотя английский был официальным государственным языком обеих стран, они говорили резко и очень быстро, с вкраплениями креольских слов. Я не понимал их даже больше, чем узбеков.
Если верить новостям, которые я услышал от группы пеших туристов – зачастую самого надежного источника информации, – вот уже третий день нигерийцы не трогали гостей страны, и я решил попытать счастья. Я колебался перед поездкой в Нигерию, ведь многое там представляло опасность – продолжительный конфликт между мусульманским севером и христианским югом, религиозное возмущение проведенным в стране конкурсом «Мисс Мира», недовольство неравным распределением доходов от продажи нефти, большая часть которых оседала в карманах правящего класса, и повсеместная уверенность в том, что одна из ведущих экономик Африки катилась к чертям. И вновь началась моя внутренняя война между желанием безопасности и желанием увидеть страну. Незамедлительная поездка в это государство упростила бы мои планы на будущее, потому что тогда я бы посетил все страны в северной части Африки, кроме Чада, и все страны на западном побережье континента вплоть до Анголы.
Я долетел до Лагоса, самого большого города в Африке с 21 миллионом жителей и одного из трех многоэтажных остекленных городов западного типа на всем континенте. Здесь сосуществовали знойный летний климат Хьюстона и архитектурный дух Детройта, завышенные цены Токио и гостеприимство Туркменистана. Единственное, что хоть как-то оправдывало Лагос, – это скоростной Интернет с американской раскладкой на клавиатуре и самый вкусный суп из козлиного мяса в горшочке по эту сторону Карибского моря.
Я не остался там надолго.
Я сполна вкусил прелести грязи, мух, открытых канализаций, гниющих фруктов и купания в ведрах с ледяной водой. Я повидал детей с ружьями, детей на костылях, детей без рук и без ног. Я насладился вездесущим запахом немытого тела, ежедневными поездками по пыльным скрипучим дорогам в старых фургонах. Я слушал лепечущих бюрократов, падал в обморок и переживал отключение света и газа. Пытался разговаривать на ломаном французском, пробовал непастеризованные молочные продукты. Встречал настолько бедных владельцев магазинов, что им не на что было разменять один доллар, терпел постоянные опоздания вылетов и неточные расписания самолетов, невероятно тормозные компьютеры с непонятной французской раскладкой, продавцов овощей и фруктов, весь день обмывавших свой товар в одном и том же ведре с грязной водой, торговцев, которые обещали «лучшие цены» и каждый раз обманывали покупателей. И еще сотни ежедневных столкновений с бедностью, страданиями, нуждой и несчастьями местных жителей. Мне было достаточно моего «Т.А.».
После стольких недель в дороге я чувствовал себя уставшим, ужасно хотелось домой. Я скучал по Нью-Йорку, своей девушке, своей уютной квартире, своему велосипеду, настоящему мороженому, шоколаду, суши, лососю, диетическому «Спрайту», спортивному залу, горячему душу, мягким простыням, радио, «Нью-Йорк таймс», «Атлантик» и даже по журналу «Экономист», по фондовой бирже, театру, кино, прачечным, ярким уличным фонарям, английскому языку и параду в честь Дня святого Патрика на Пятой авеню, на который я все еще мог успеть, если поторопиться. Настало время вернуться домой.
Глава XIII. Не похищай никого сегодня!
Яне был полностью готов к таможенному контролю, когда сел на пересадку в Хьюстоне по дороге в Майами из Колумбии в 2009 году. Я думал, что буду подвержен особой проверке, так как летел из страны – экспортера кокаина, и так как я знал по прошлому опыту бесчисленных досмотров одежды, что я подходил под стандартное описание наркодилера/террориста, над которым так тряслось Министерство национальной безопасности, я спокойно приготовился пройти все трудности. У меня был наготове список всех мест, куда я запрятал банкноты подальше от воров, чтобы таможенники не могли подумать, будто я нелегально провожу деньги через границу. Я аккуратно упаковал сухое молоко рядом с пакетом мюсли, чтобы до инспектора дошло, что не всякий белый порошок является наркотиком. В таможенной декларации я заявил камедь и изумруды, которые приобрел в колумбийских приисках, чтобы никто не заподозрил меня в контрабанде драгоценных камней. Я думал, что просчитал все.
Но я не подумал, что у моего въедливого таможенника будет достаточно времени в пять часов утра, чтобы осмотреть каждую вещь моего багажа, включая все мои путевые заметки и бумаги, в которых он обнаружил мое расписание, где ясно значилось, что я хотел полететь «в Майами, на Гаити, попутешествовать по Гаити», а затем, ой-ой, «съездить на неделю на Кубу», а затем «слетать на Ямайку». Поездки на Кубу без специального разрешения, которого у меня не было, запрещены законом США. Эта преступная запись стала причиной быстрого и убедительного получасового разговора (а я был не в лучшей форме в пять утра), я уныло объяснял, что «Куба» – кличка, которую дала мне моя бывшая девушка с Гаити, с которой я планировал провести неделю. После этого меня наконец отпустили, хотя недоверчиво ощерившийся таможенник сделал мне строгий выговор.
На Гаити было так ужасно, что я сразу понял, почему таможенник не поверил ни единому моему слову, когда я сказал ему, что намереваюсь провести здесь больше недели, с девушкой или без нее. Если перефразировать генерала Пола Шеридана, если бы я владел и Гаити, и адом, то я сдал бы Гаити внаем и жил в аду.
