Длинный траверс влево по леднику «Серпа» позволяет обойти зону разорванных сераков. Таким образом мы попадаем на дно очень широкой, лежащей среди крутых снежных полей ложбины, где препятствий немного.
Идем молча, с полным напряжением. Груз прижимает к земле. Каждый размышляет о том, что нас ждет в ближайшие дни. Меня больше всего беспокоит муссон; сегодня 2 июня, вряд ли можно надеяться больше чем на четыре дня хорошей погоды.
За четыре дня все может быть сделано. Но нельзя терять ни минуты. Теперь у нас в руках важный козырь: на этом большом снежном поле не встретится никаких технических трудностей. Это вызывает в нас непоколебимую уверенность.
Ни Ляшеналь, ни я ни на минуту не сомневаемся в победе.
Мы часто останавливаемся, чтобы достать конфету или кусок неизменно соблазнительной нуги. Обернувшись, мы видим головокружительное зрелище: плато лагеря II выглядит как носовой платок, большой ледник Аннапурны, на пересечение которого требуется больше часа, кажется отсюда малюсенькой ледяной полоской. Вдали, за Большим Барьером, отчетливо виден Тибет, слева Дхаулагири частично закрыт громадной скальной стеной Аннапурны. Зигзаги наших следов виднеются на всем протяжении маршрута.
Разорванный ледовый гребень под самой вершиной производит странное впечатление. Он как будто причесывает густую шевелюру снежных вихрей, вздымаемых ветром. Разорванные клочья тумана проносятся над нами. Прямо над головой вздымается ввысь скала розоватого цвета, имеющая форму птичьего клюва. К этому "Птичьему Клюву"[94] ведет острое как нож скальное ребро.
– Уж как-нибудь мы отыщем местечко на этом ребре, чтобы установить наш "гроб"! – говорю я Ляшеналю во время остановки.
– Конечно, – соглашается он. – Там мы будем в полной безопасности, так как можно будет забить сколько угодно крючьев. Кроме того, там сухо.
Мы с Ляшеналем по очереди неутомимо прокладываем путь. Оба шерпа дышат тяжело. Нам также часто приходится останавливаться, чтобы восстановить дыхание. Два или три раза мы вынуждены совершать длительные траверсы, обходя сераки и громадную трещину. Глубоко проваливаемся в снег, и каждый шаг дается с невероятным трудом. Хотя мы и набираем высоту, кажется, что ребро не приближается.
– Черт возьми, это может доконать любого! – жалуется Ляшеналь.
Понемногу становится легче. Снег теперь более плотный, и мы проваливаемся не так глубоко.
У меня такое впечатление, что я лезу по гигантской крыше. Склон крутой, около 40°, но более или менее ровный. Идти на кошках можно. Через каждые десять метров – остановка. Очень холодно, и пальцы на ногах уже потеряли чувствительность. Никакого лишнего отдыха. "Вперед, к лагерю V!" – такова основная цель.
Подъем становится изнуряющим: под зубьями кошек наст продавливается, и мы снова проваливаемся.
– Проклятая корка! – ругается Ляшеналь.
Тратя последние запасы энергии, добираемся до нижних скал ребра.
– Черт возьми!
Горькое разочарование! Эти светлые скалы, столь соблазнительные на вид, залиты льдом. Никаких площадок, никаких зацепок.
Придется ставить палатку прямо на склоне!
Подходят шерпы. Сейчас мы находимся на высоте 7500 метров, и высота окончательно вывела их из строя. Они не могут вымолвить ни слова. Жестами они жалуются на головную боль. Все за работу!
С помощью ледоруба выравниваем площадку. Склон настолько крут, что приходится сбросить огромную массу снега. Через каждые 30 секунд я вынужден останавливаться для отдыха. Легкие отказываются работать, я задыхаюсь. Сердце стучит как молот. Шерпы, хотя и в худшем состоянии, чем мы, ухитряются работать по пять минут без перерыва. Через час площадка готова. Палатка вплотную прижата к скале, и ее можно привязать к двум забитым Ляшеналем крюкам.
На ломаном английском языке завожу с Анг-Таркэ следующий разговор:
– To-morrow morning Lachenal Sahib and Вага Sahib go to the summit of Annapurna.
– Yes, sir.
– You are the sirdar and the most experimented of all sherpas. I will be very glad that you come with us.
– Thank you, sir.
– We must have together the victory! Will you come with us?
Я считаю в эту минуту, что мой долг – удовлетворить законные стремления этих людей. Некоторая пауза. Затем Анг-Таркэ, признательный за предоставленную ему свободу выбора, сдержанно отвечает:
– Thank you very well, Bara Sahib! But my feet begin to freeze…
– Yes.
– …and I prefer go down to the camp IV… if it is possible.
– Of course, Ang-Tharkey. As you like it… In this case go down at once because it is late.
– Thank you, sir.
В два счета шерпы собирают свои рюкзаки. В последний момент они оборачиваются к нам. Чувствуется, что они беспокоятся, оставляя нас одних.
– Salam, sir… good luck!
– Salam and pay attention!
[– Завтра утром Ляшеналь-сагиб и Бара-сагиб пойдут на вершину Аннапурны.
– Да, сэр!
– Ты сирдар и наиболее опытный из шерпов. Я был бы рад, если бы ты пошел с нами.
– Спасибо, сэр.
– Мы должны вместе завоевать победу… Хочешь пойти с нами?
– Большое спасибо, Бара-сагиб!.. Но мои ноги начинают мерзнуть…
– Да.
– …и я предпочитаю вернуться в лагерь IV… если можно.
– Конечно, Анг-Таркэ. Как хочешь… В таком случае спускайся немедленно, так как уже поздно.
– Спасибо, сэр!
– Салям, сэр… желаю удачи!
– Салям, будьте осторожны!]
Через несколько минут две черные точки спускаются по склону. Странная психология у этих людей, прямота и самоотверженность которых общеизвестны. Они, несомненно, любят свои горы, и, однако, в тот момент, когда можно наконец пожать плоды длительных усилий, они предпочитают осторожно воздержаться. Правда, наша психология, вероятно, кажется им еще более странной.
Мы оба погружены в молчание. Оно неотвязно давит на нас. На этот раз мы уже не отступим.
Предстоит тяжелая ночь!
Место неудобное и ненадежное. Ветер сметает снег со склона, и он собирается у нашей палатки… Только бы не было слишком большой нагрузки на крышу!
Забитые в известняк крючья, воткнутые в снег ледорубы имеют, пожалуй, только моральное значение. В отношении безопасности мы не питаем особых иллюзий… В глубине души мы оба сильно опасаемся, что край площадки обрушится, увлекая палатку в бездну.
Сознание затуманено. С трудом могу сосредоточить на чем-либо свое внимание. Ничто меня не интересует. Разговор не клеится. С большим напряжением воли после взаимного подбадривания и встряхивания нам удается согреть немного чаю. С чисто воинской дисциплиной мы проглатываем обязательные порошки. Ничто не лезет в рот.
Последняя ночь перед штурмом!
Внезапно поднимается яростный ветер, нейлоновые полотнища оглушительно хлопают. Того и гляди палатка будет сорвана. С каждым порывом ветра хватаемся за стойки, как утопающий за соломинку. Начинается снегопад. Буря стонет и воет непрерывно. Мрачная обстановка действует на нервы.
