На почте я столкнулся с тремя американскими инспекторами, работающими в рамках программы иностранной помощи Афганистану, которые приехали с севера в русскую зону, чтобы получить жалование и почту. После обычных приветствий я был ошеломлен, узнав о том, что тремя днями ранее и пятьюстами милями южнее эти самые американцы встретили двух других англичан, одетых в мотоциклетные куртки и сапоги. Я не сомневался, что они видели Стэна и Майкла и, благодаря этому подарку судьбы, узнал точное местоположение моих коллег — в первый раз с тех пор, как они оставили меня в Тегеране.
Но таинственная восточная система передачи слухов, о которой я не знал, работала и в обратном направлении, обеспечивая Стэна и Майкла устойчивым потоком сведений о моих передвижениях. В Кермане и везде где бы то ни было местные крестьяне с благоговейным страхом сообщали им, что видели безумного одинокого инглези, уезжающего в горы на верблюде; некоторые говорили, что инглези ехал на осле. Инглези был хром, говорили крестьяне, а за спиной висели костыли. Они были удивительны, эти слухи, обросшие небывалыми подробностями от постоянного повторения, и я тоже вспомнил одну встречу со смятенным искателем нефтяных месторождений. Никто не верил его рассказу о том, что однажды, когда он ехал на своем джипе по пустыне, на вершину песчаной дюны внезапно вылетели две сверхъестественные фигуры, сидящие на избитом мотоцикле, с ревом пронеслись мимо него на убийственной скорости и исчезли так же таинственно, как и появились. У меня не хватило духа разрушить красивую историю прозаическим объяснением.
В некоторых случаях на Востоке слухи, кажется, летят быстрее самолетов и оказываются вернее, чем расписание их движения. Три дня я ожидал в тени джипа рядом с гератской взлетно-посадочной полосой, пока водитель с надеждой крутил колесики радиосистемы «земля-воздух», или, что было более умно, прислушивался к звуку приближающихся самолетных двигателей. Даже мой верный полицейский сторожевой пес начал выказывать признаки раздражения и скуки, в то время как я, со своей стороны, по преимуществу предавался новоприобретенному хобби контролируемого сна.
Едва ли есть более необходимая особенность психики из тех, что требуются путешественнику, направляющемуся на Восток, чем способность по своей воле засыпать и просыпаться. Однажды приобретенная, эта способность становится бездонным источником развлечения и отдыха. Это искусство приходит совершенно неожиданно после долгого и трудного обучения томительной скукой. Между тем как европеец сожалеет об одном потерянном часе, перс или афганец может спокойно перенести скучный и лишенный каких бы то ни было выдающихся событий год. Иногда западный гость не имеет средств ускорить медленное восточное течение времени. Если самолет опаздывает на неделю, или машина сломалась в горах на расстоянии многих миль от ближайшего жилья, нет ничего более укрепляющего, чем повернуться и пойти спать, ожидая, пока положение дел не переменится. Хотя подобное отношение граничит с фатализмом, это форма фатализма, имеющая рациональное зерно. Когда не нужны ни подушки, ни тюфяки, скала или узел с вещами служат удобной подушкой, а потрепанный ковер — большая роскошь, чем мягкое и пышное ложе. С течением времени соня постепенно возвращается к первобытному состоянию. Он приучается засыпать мгновенно и просыпаться с ясной головой после десяти минут или после двадцати часов сна, как животное. В лучшем случае этот метод контролируемого сна становится волшебным фонарем, превращающим скучнейшее окружение в приятное убежище для отдыха.
Афганистан может подвергнуть испытанию искусство контролируемого сна в гораздо большей степени, нежели другие восточные страны. Сама страна спит уже очень давно и не хочет просыпаться. Остатки старого образа жизни сохраняются, и никакой уроженец Запада не может на законном основании требовать, чтобы расписание соответствовало действительности. Напряженный темп жизни — в Кабуле, в столице, но в провинциях жизнь более ленива и размеренна. Никто не ожидает самолета, который прилетает один раз в неделю, пока в небе не послышится жужжание двигателей. Самолет остается в Герате только четверть часа, а что такое пятнадцать минут в сравнении со всей историей Герата?
В конце концов долгожданный самолет прибыл, и я взошел на борт вместе с группкой афганских старейшин с торжественными физиономиями, одетых в мешковатую одежду, и уселся в ободранное сиденье потрепанной «Дакоты», принадлежавшей государственной компании «Ариана». С коротенькой остановкой в Кандагаре для дозаправки мы пролетели над внутренними районами страны, над желтыми извивами известняковых гор, уныло отодвигавшихся назад под крыльями самолета. Время от времени «Дакота» попадала в турбулентные потоки, поднимавшиеся от горячей пустыни, и самолет эффектно болтало, качало и швыряло. В такие минуты некоторые из моих важных спутников величаво снимали тюрбаны и, нимало не теряя достоинства, изливали в них содержимое своих желудков.
Наконец наш самолет опустился, и мы, виляя из стороны в сторону, помчались по сомнительной взлетно-посадочной полосе между склонами гор, окружающих Кабул. С унылого летного поля я поехал в город на чудесном немецком автобусе, и в турецком посольстве нашел Стэна и Майкла, раскинувших палатку позади здания канцелярии. Мы отпраздновали наше воссоединение в чайхане близ базара, а после, обменявшись сведениями относительно странствий, критически оценили положение группы.
В настоящее время у нас в Кабуле была база, так как турецкий посол в Афганистане, с которым мы познакомились в Стамбуле, пригласил остановиться у него. Вероятно, он, как дипломат, не ожидал ни того, что мы поймаем его на слове, ни того, что наша сумасбродная авантюра увенчается хотя бы частичным успехом и мы достигнем Кабула. К несчастью для посла, мы прибыли как раз вовремя, чтобы воспользоваться его гостеприимством.
Нашей главной целью было посетить заповедный коридор Вахан, который составляет узкий северо-восточный отросток Афганистана, вытягивающийся тонким, длинным языком между Россией, Китаем и Пакистаном. К несчастью, перед нами стояла почти неразрешимая проблема получения разрешения посетить этот коридор, въезд в который для иностранцев был строго запрещен. Наши хлипкие шансы на получение разрешения еще больше уменьшались вследствие напряжения в отношениях между Пакистаном и Афганистаном, возникшего к этому времени, напряжения, причиной которого были трения относительно границы, пролегавшей по землям патанских племен. Другим вопросом, который стоял перед нами, было то, что мы до сих пор не имели ни малейшего представления, как проект «Путь Марко Поло» собирается возвращаться в Англию. Учебный год начинался через три недели, а у нас на троих было сорок фунтов стерлингов и один измученный мотоцикл.
