Когда мы совсем близко подошли к берегу, то я никак не мог понять, где мы находимся — в районе фьорда Г. Б. Шуре, или уже подошли к следующему за ним фьорду Херфиска. Здесь снег снова стал рыхлым, и мы решили сделать остановку. Сегодня за шесть часов, проведенных в пути, прошли 45–50 километров.
Наконец-то собаки взялись за свой корм. Каждой даю по 600 граммов. Из прошлого опыта я знал, что если им давать недостаточно корма, то более сильные собаки отнимают у тех, кто послабее, их долю и слабые остаются голодными. Конечно, при увеличении собачьего рациона и вес груза растет, но это даже хорошо. Путешествие по Гренландии проходит при более высокой температуре воздуха, поэтому, чтобы нарты лучше скользили, они должны быть потяжелее.
Никак не могу наладить бесперебойную связь с базами. Сегодня устанавливал три антенны: одну — для Авроры в Канаде, две другие — для Дандаса и Костогарда в Гренландии. Но и сегодня сеанс связи с Гренландией не состоялся. За мной закреплен канал на частоте 2182 килогерца, но, как я ни бился, установить связь так и не удалось.
Тада в разговоре со мной по радио сделал предположение, что я нахожусь еще слишком далеко от этих баз, за пределом слышимости, который составляет 200–300 километров.
Шел снег, я набрал его образцы, сфотографировал их и собрал полученную из них воду.
В последние годы в изучении природы Арктики достигнуты большие успехи. Но это относится не ко всем ее районам. Трудно со сбором материалов. Конечно, мое путешествие по самой своей изначальной идее не является научным. В какой-то степени это всего лишь моя прихоть. Но если исследование взятых мною образцов хоть сколько-нибудь будет способствовать развитию науки, то это принесет мне удовлетворение. Как все это делать, меня научил сотрудник гидрологической лаборатории университета в Нагоя Фусими Сэкидзи. Совместно с ним была разработана программа исследования:
1) воздуха. Я должен каждые 500 километров забирать его образцы насосом и определять степень загрязнения по тому количеству пыли, которая задерживается фильтром;
2) снега. Образцы выпавшего снега буду фиксировать на пленках, смоченных специальной жидкостью;
3) воды. Через каждые 100 километров надо растапливать снег и полученную воду собирать в пластмассовые бутылочки емкостью 50 миллилитров. Точно такую же операцию я произвожу с вновь выпавшим снегом. Кроме того, я должен фотографировать образцы снега, для чего его надо помещать на черное сукно, которое служит фоном.
Вот и все, что я должен был выполнить. Честно говоря, в походе на Северный полюс я не имел возможности делать даже то немногое, что предусмотрено этой программой. А вот в Гренландии мне хотелось бы выполнить все самым тщательным образом. Весьма вероятно, что эти материалы пригодятся в исследованиях Арктики, ведь места, по которым пролегает мой путь, практически не изучены.
16 мая
Переменная облачность. Снег. Температура воздуха — минус 6 градусов. Ветер северо-западный. Погода неустойчивая. Видимость очень плохая — едва различаю береговую линию.
Вышли в путь в 10 часов вечера, когда на Японию уже спускается ночь. Сегодня сделали одну остановку. До нее и после собаки бежали без отдыха по три часа. Каждый раз, когда выглядывало солнце, спешил скорректировать направление своего движения.
Мы шли по льду вдоль береговой линии. Рельеф местности был каким-то невыразительным, и я долго не мог понять, где же нахожусь. Думая, что уже достиг мыса Эйлер-Расмуссен, выбрал место для стоянки. Но уже совсем перед тем, как я собрался ложиться, небо прояснилось, и это помогло мне определить, что до мыса еще довольно далеко. Выходит, что мы шли гораздо медленнее, чем мне показалось: мешала плохая видимость.
Впрочем, может быть, все обстояло лучше, чем я думал. Сверяясь с аэронавигационной картой, выпущенной в Канаде, я не без удивления обнаружил, что для мыса Эйлер-Расмуссена указываются различные координаты. На полях значилось — 82°32 58" северной широты и 19°51 11" западной долготы, а на самой карте — 82°57 21" северной широты и 21°20 западной долготы. Разница и по широте и по долготе составляла ни много ни мало около тридцати минут. Хотел бы я, чтобы она обернулась в мою пользу. Тогда бы я оказался на целых 50 километров ближе к цели.
Следующим местом привязки будет служить горная цепь Земли Пири.
17 мая
Ясно. Температура воздуха — минус 9-11 градусов. В путь отправился в половине шестого вечера. Пройдено 50 километров. Миновал мысы Моррис-Джесеп и Эйлер-Расмуссен. Подошел к мысу Бабрадо. Вдоль побережья тянется слегка всхолмленная местность, почти сплошь покрытая снегом.
По радио мне сообщили, что вчера за час до стоянки мои координаты были 82°39 36" северной широты и 20°13 48" западной долготы. Выходит, что правильные данные на полях карты. Очевидно, это была поправка, которую вынесли на поля.
За мысом Эйлер-Расмуссен поверхность льда, по которой мы продвигались, стала совершенно ровной. В открытом море на западе кое-где виднелись айсберги. Немного погодя айсберг показался… на юге. На суше айсберг? Я глазам своим не поверил и в растерянности остановил нарты. Потом сообразил — передо мной был мираж.
Здесь очень пустынно. Нет почти никакой живности. В первый день путешествия я, правда, видел каких-то животных, да вот сегодня над палаткой пролетели две небольшие птицы. Весной в этих местах наверняка можно встретить тюленей. В Алерте попадались и зайцы, и лисы, и волки, на мысе Колумбия — карибу. Говорят, что и здесь обитают зайцы, лисы и волки, но мне так и не довелось их встретить. Но, несмотря на всю скудость жизни в этой серебристой пустыне, я и в ней ощущал дыхание Великой Природы.
Снег становился глубоким, и собакам все труднее было бежать. На мысе Барбадо я разбил палатку. Неподалеку виднелись огромные айсберги — их длина достигала метров сорока. Преграждая путь северным ветрам, они служили мне защитой от них, и я решил, что выбрал удачное место для стоянки.
Трудовой день закончился, и я мог залезть в спальник. Снаружи все было тихо. Этот мир безмолвия сильно отличался от района Северного полюса. Там мне приходилось устраивать стоянки среди постоянно сталкивающихся друг с другом льдин. Эти звуки постоянно ломающегося и трескающегося льда окружали меня всечасно, не давая отдыха ни на минуту. Здесь же, на льду у фьордов, сколько я ни вслушивался в тишину, не мог уловить в ней ни звука. Поистине мир безмолвия. Но это и не вакуум. Такое ощущение, что эта тишина несет в себе нечто мистическое. В памяти вдруг всплыл недавно виденный мираж… Природа не была немой, просто она умела молчать.
