– …взявшись за руки, через костер прыгали, да не с кем попало, а с тем, кто нравится. Если руки у молодых не разойдутся да вслед ис-кры полетят, то поженятся они обязательно…
– Ха, классно, а если в огонь грохнутся? – попытался сострить Юрик, но был встречен раздраженным шиканьем.
– Ну-ну, а дальше-то что? Чем эта ночь – колдовская-то?
– А тем, – Ольга загадочно улыбается и делает паузу, рассматри-вая ребят блестящими глазами, в которых танцуют мерцающие от-светы костра. – В ночь на Купалу чудеса всякие случаются. Расцве-тает в купальскую ночь цветок папоротника, один во всем лесу…
– Вот те на, а я слышал, что папоротник не цветет, – пробормотал Денис, и все опять зашикали.
– Ну да, не цветет, – Ольга снисходительно пожимает плечами, – я же говорю, ночь-то волшебная. В эту ночь один лишь цветок и рас-цветает. Говорят, он невероятно красивый. Все его найти пытаются, но редко кому такое счастье выпадает.
– А зачем его ищут? В гербарий, что ли? – Сева хохотнул, отрыва-ясь от бутылки с лимонадом.
– Говорят, кто его найдет, тому он место укажет, где сокровища зарыты. Их черти из-под земли достают, чтобы посушить в лунном свете. От этого света, говорят, сокровища сверкают и увеличивают-ся. Так вот, если кинуть в этот момент в чертей папоротниковый цветок, они застынут как истуканы. Тогда главное – не растеряться, а хватать золото и серебро и бежать прочь от этого места. Только… – Ольга замолчала, словно раздумывая, рассказывать ли дальше, но все тут же зашептали хором, ожидая продолжения.
– Только слушать внимательно нужно, в погоню за похитителем конь огненный бросается. Как услышишь треск в лесу, так бросаться нужно на землю, замереть и глаза закрыть, тогда конь потопчется вокруг, огнем пофыркает, да и уйдет, а золото все твое будет.
– Мое? – тонким голосом прогнусавил Юрик. Все засмеялись.
– А вот здорово было бы это золото найти, а? – Сева мечтательно прикрыл глаза.
– Куда тебе? Что ты с ним делать-то будешь?
– Уж я найду что… – Он глотнул лимонада и заулыбался, словно уже представляя себе, как будет тратить бесовское золото.
– Цветок сначала найди, буржуй, – Лена кинула в него завязан-ную в узел травинку.
– Ага, тут найдешь. Шаг влево, шаг вправо – расстрел. В кустики отойти захочешь, смотришь, а Вениамин уже тут как тут, рядышком стоит, стыдливо отворачивается – следит, чтобы не слинял никто, – Сева скрутил из двух травинок замысловатый узор и запустил им в Лену, но попал в Руслана. Тот сразу зашарил вокруг себя, отыскивая закрутку.
– Эх вы, так ничего и не поняли… – Ольга вздохнула, и Максим увидел, что смотрит она почему-то именно на него. Словно ждет чего-то. Чего?
– А че понимать-то? Все понятно… – Денис встал и размял затек-шие от долгого сидения ноги. – Цветок – в лесу, сокровища тоже в лесу, нам в лес нельзя, да и фонари мы в корпусе оставили…
Ольга тоже встала и, не оборачиваясь, шагнула к костру, присела, протянув худые ладошки перед собой, и замерла.
– Ничего так и не поняли… – повторила она тихо. Максим расте-рянно посмотрел на ребят.
С поляны уйти было совсем не трудно, просто шагнул за границу светового круга в кусты, и все… нет никого. Другое дело, как передви-гаться ночью по лесу без фонаря? Максим остановился, решая, как быть дальше. О том, чтобы вернуться назад, не могло быть и речи. Возвращаться – это трусость, а возвращаться теперь, когда костер мелькал уже на довольно приличном расстоянии, – это глупость, лучше уж тогда нужно было сидеть со всеми и не дергаться. Максим мыс-ленно обозвал себя дураком, понесла же его нелегкая в этот пугающий темный лес. Ведь пег никакого цветка, сказки все это, а вот заблудить-ся ночью в лесу – вполне реальная перспектива, или еще хлеще: ухнуть в какой-нибудь овраг в темноте… Максим обернулся назад, туда, где вдалеке мигал ему оранжевыми сполохами костер. Нет, возвра-щаться нельзя, это позорище, уж лучше ухнуть в овраг. Он опять стал медленно двигаться вперед – в непроглядную тьму, окружившую его со всех сторон. Рассеянный свет луны поглощался раскидистыми кро-нами мохнатых елей, накрывавших лесные поляны сплошным непро-ницаемым пологом. Под ноги то и дело попадались пни, сломанные стволы и древесные корни, вывороченные наружу. В лицо больно хле-стали ветки, а глаза и рот периодически забивала липкими нитями паутина, натянутая между стволов, словно мина-ловушка.
"Вот дурень, поперся, наслушался сказок, герой какой… Блин, надо же было так выставиться…".
Костер был еще виден. Там наверняка засуетился уже бдительный Вениамин, осуществляющий за членами Семерки особый контроль.
"Ну и пусть. Вот возьму и найду этот чертов папоротников цве-ток. Вот все забегают. Как он хоть выглядит-то?".
Максим закусил губу и зашагал дальше, выставив перед собой руки с растопыренными пальцами. Через несколько минут костер окон-чательно исчез из виду. Вокруг были жуткая ночь и жуткий лес, в котором распускался где-то в призрачном свете луны редкий цветок папоротника, и довольные черти сноровисто доставали из-под зем-ли свои несметные сокровища, уверенные в том, что в эту ночь никто не осмелится побеспокоить их своим присутствием.
1. ЧЕЛОВЕК БЕЗ ЛИЦА
(Главы-реконструкции, 1999 г ., Москва)
Самолет тряхнуло, и мимо иллюминаторов побежала смазанная картинка посадочного поля. Обстановка в салоне неуловимо смяг-чилась. Многие пассажиры неосознанно делали глубокий вдох, рас-слабляющий чуть больше обычного напряженные мышцы шеи, спи-ны и брюшного пресса. Организм всегда ведет себя так. Там, в возду-хе, он во "враждебной" среде, он напряжен, он на волосок от гибели. На земле он в среде "привычной", он в безопасности, наступает фаза релаксации, и все тело отдается этому приятному ощущению – отды-ху от страха. "Дамы и господа", – приятный голос стюардессы раз-дался в салоне, зашелестев в динамиках селекторной связи, и все разом пришло в движение, послышались щелчки отстегиваемых поясов, бормотание и шорох газет. – "Наш самолет совершил по-садку в аэропорту "Домодедово" города Москвы…".
Пассажиры засобирались, в нетерпении привставая, с надоевших за несколько часов полета кресел, и хотя самолет еще только вырули-вал на стояночную площадку, в проходе образовалось некое подо-бие очереди.
Только один мужчина среди всей этой кутерьмы оставался недви-жим. Его глаза были полуприкрыты, казалось, что он дремлет. Окру-жающая суета его не беспокоила, и может быть поэтому, смуглое вос-точное лицо его вызывало у некоторых соседей, обращавших на него внимание, ассоциации с безмятежным обликом медитирующего Буд-ды, застывшего в неудобном кресле и грезившего о неизбывном. Един-ственное, что не соответствовало привычному для многих европейцев образу Будды, была печать времени на его лице – длинные волосы с сильной проседью и глубокие морщины, свидетельствующие о почтен-ном возрасте их обладателя. Одет мужчина был неброско, но очень аккуратно и даже со вкусом. Одежда была подобрана тщательно и выдержана преимущественно в серых тонах. Словом, пожилой жи-тель какой-нибудь небольшой республики со средним достатком, вот такое впечатление сложилось о нем у соседа по креслу, крупного уса-того здоровяка с рыхлым раскрасневшимся лицом, который погляды-вал на дремлющего пассажира и неприязненно думал о том, что ста-рик не самый лучший попутчик, который попадается в дороге: за все время полета он не произнес ни единого слова, не сделал ни единого движения. И только еле заметное колыхание грудной клетки свиде-тельствовало о том, что он дышит, а, следовательно, еще жив.
Сосед раздраженно качнул головой и. наклонившись к самому уху старика и обдавая его густым запахом баварского пива, выпитого в большом количестве, утробно пророкотал:
– Эй, старина, подъем! Прибыли…
