Двадцать второго сентября штурман снова был в Кусунае. Он нанял проводника и две лодки и направился по реке на восточный берег острова, откуда, по словам местных жителей, только и можно было попасть в Аниву.
Ведя обстоятельные записки, по возможности изучая природные богатства страны, лежащей по пути, Орлов и спутники его добрались до побережья Охотского моря, прошли вдоль берега к югу и в 3 часа дня 2 октября добрались до селения Тамари-Анива, где встретились с Буссе, и в тот же день были отправлены им на транспорте "Иртыш" в Императорскую гавань.
В Императорской гавани, где зимовать должны были 10 казаков, унтер-офицер Хороших и Бошняк, с приходом "Иртыша" ("Николай I" стоял на приколе и уже разоружался на зиму) оказалось 84 человека. Пришлось сейчас же рубить лес и строить казармы. Работала команда "Иртыша", соединившаяся с командой Константиновского поста. "Николай I" был отличный и крепкий корабль с двойной палубой, рассчитанный на плавание в северных широтах. Экипаж "Николая I" поэтому остался зимовать на судне. Верхнюю палубу завалили ельником и толстым слоем снега, в каютах поставили камины. Продовольствием корабль был снабжен в количестве, достаточном не только для своей команды, но и для всех обитателей Императорской гавани: мука, крупа, масло, гамбургская и аянская солонина, чай, сахар, рис и белые сухари, водка. Но всем этим богатством Клинковстрем почти не делился с товарищами по зимовке[54].
Сам он был служащим Российско-Американской компании, корабль и припасы также принадлежали этой "почтенной" ассоциации, а "Иртыш" и казаки Бошняка были "казенные". С какой радости было тратить на них имущество компании?
Октябрь прошел благополучно. Но с каждым днем положение ухудшалось. Орлов, Гаврилов и Бошняк жили на "Иртыше". В капитанской каюте целый день топился камин, а ночью вода замерзала в графине. Свежей провизии не было, с охотой ничего не получалось. Сначала стреляли ворон, но скоро и они исчезли. Люди голодали.
Двадцать восьмого ноября, рано утром, еще в темноте Орлов и его казаки простились с зимовщиками, и собачьи упряжки помчали их вдоль берега. С тяжелым чувством оставлял Орлов Императорскую гавань. Несколько дней назад умер помощник Гаврилова Чудинов.
Обернувшись у мыса в последний раз, Орлов увидел понуро стоявших моряков и занесенные снегом корабли.
Старый штурман направил свою упряжку вверх по реке Тумнин и к полудню нагнал 10 человек мангунов, которые объезжали побережье, скупая меха. С ними было 5 нарт, тяжело груженных пушниной. Орлов присоединился к мангунам. Пройдя по реке Тумнин 190 километров, они свернули в реку Сололи (Чичитар) и, продвинувшись по ней на 25 километров, стали подниматься по горному хребту. Глубокие снега задерживали и изнуряли путников и их собак. Перевалив хребет, Орлов и мангуны спустились в долину речки Хьюль, по ней дошли до реки Яй, которая впадала в озеро Кизи. В Мариинском посту Орлов встретился с Петровым и Разградским и направился в Петровское.
Старый штурман привез из Императорской гавани грозные вести. "Иртыш" и "Николай I" остались на зимовку в пустынной, отдаленной гавани. "Иртыш" почти без продовольствия и с наполовину больной командой.
Клинковстрем доносил, что жестокие противные ветры, недостаток людей и внезапно наступившие морозы заставили его зазимовать. "Впрочем, — писал он — команда имеет в изобилии как одежды, так и продовольственных предметов, а потому я надеюсь, что зимовка эта, бог милостив, минует благополучно".
Начальник поста лейтенант Бошняк сообщал, что положение катастрофическое. Скопление свыше восьмидесяти человек в пустынном месте, где выстроена изба лишь для восьми, да еще без необходимых запасов, ставит его в критическое положение. Окрестные жители сами голодают, ибо в этом году не было осеннего хода рыбы, кроме того, наступили морозы до 25 градусов.
"При таком положении вещей, — писал Бошняк, — надобно ожидать весьма печального исхода этой зимовки, особливо относительно команды "Иртыша", которую г. Буссе не позаботился снабдить всем нужным и не переменил даже больных людей"
Шхуна "Восток" заходила на одни сутки в Императорскую гавань. Командир ее, Римский-Корсаков, сочувствуя команде транспорта, оставил сахару, чаю, шесть ведер вина и 112 банок консервов, но всего этого было далеко не достаточно. В команде "Иртыша" насчитывалось 12 больных.
Положение зимовщиков в Императорской гавани было отчаянное, и Геннадий Иванович всю свою энергию направил на то, чтобы облегчить их участь. Опытный путешественник и знаток края, Орлов объяснил, что летний внутренний путь в эту гавань гораздо удобнее зимнего. Для того чтобы зимою провезти груз, необходимо по дороге хотя бы в трех местах иметь запасы корма для собак. Это требовало времени, а в пустынной, отдаленной гавани, среди снегов и свирепых буранов умирали от голода и холода люди. Каждая минута промедления могла стоить человеческих жизней. Буосе был виноват во всем.
Невельской клял себя за то, что доверился майору. Сам человек доброжелательный, всегда стремящийся как можно лучше исполнить дело, порученное ему, и за свою короткую деятельность на берегах Амура воспитавший такое же отношение к обязанностям и у своих помощников, он никак не ожидал, что Буссе по небрежности или, может быть, по злой воле посмеет подвергнуть людей смертельной опасности.
Для того чтобы побыстрее доставить к месту бедствия муку, сахар, водку, чай, медикаменты и т. п., оставалось одно, хотя и не совсем верное средство: отправить туда груз через Сунгари, ибо путь этот считался менее трудным, чем путь, по которому прошел в Петровское Орлов. Невельской немедленно вызвал к себе Афанасия и объяснил положение.
Решено было, что Афанасий с помощником на восьми оленях отправятся в Мариинский пост и, взяв оттуда запасы, погрузят их на оленей и двинутся к Бошняку. Там они оставят оленей на пищу команде, а сами постараются охотой добыть свежего мяса.
Орлов был так изнурен пятимесячным путешествием, что, несмотря на его горячее желание помочь товарищам, никак нельзя было разрешить ему отправиться в новое странствие, прежде чем он не наберется сил. Доктор утверждал, что штурман не сделает и 150–200 верст, как окончательно обессилеет.
В Мариинский пост Невельской послал также Разградского, чтобы он попытался, независимо от Афанасия, оказать помощь бедствующим в Императорской гавани.
Разградский и начальник Мариинского поста Петров нашли гиляка, который с четырьмя оленями согласился отправиться к Бошняку, но уверял, что раньше начала марта он не сможет пройти через рыхлые снега на перевалах. Договорившись с ним, Разградский стал искать других способов оказать помощь бедствующим. Он сам отправился на Сунгари и уговорил двух гольдов везти продовольствие. За сутки до выезда гольдов Разградский послал нарты с собачьим кормом вперед, как подставу. После четырехдневного пути, во время которого пройдено было около трехсот километров, в селении гольдов, у истоков реки Мули, Разградский и гольды догнали ушедшую вперед нарту с собачьим кормом. Отсюда до Императорской гавани оставалось немногим более двухсот километров. Гольды надеялись пройти это расстояние в 5 дней и 4–5 февраля с продовольствием быть у Бошняка.
