наслоения верований. Хотя его почитали последователи давно исчезнувших культов и ныне здравствующих религий, хотя на нем несколько лет назад служили литургию даже представители Русской православной церкви, он не столько сакрален, сколько символичен.
Торатау – это символ. Как гора Фудзияма, как гора Арарат. Он не влечет к себе всяческих шибздиков, как какая-нибудь гора Кайлас в Тибете, он гораздо больше.
Такое почитание среди всех населяющих Башкирию народов, среди представителей всех религий и вероисповеданий говорит о том, что это место важно не для народов, а для Народа. Что эта гора – живая связь народа с землей, местом, с корнями и чем-то важным и первородным. С тем, что делает людей общностью. С тем, что преобразует слово Люди в слово Мир.
И стереть это место с лица земли – все равно, что вырвать у Народа сердце.
К сожалению, планы такие есть.
Изначально шиханов было четыре. Четвертым был Шахтау. Теперь на его месте дыра в земле, возле которой день и ночь непрерывно длится человечья возня по добыче полезных ископаемых. Местный содовый комбинат срыл шихан Шахтау до основания и теперь грызет землю ниже его подножия, добывая ценное сырье. И скоро догрызется до пустых пород.
И уже зарится на близлежащий шихан Торатау. Пока этому мешают разные охранные статусы. Гора является памятником природы республиканского значения. Она включена в список уникальных геологических объектов России и в список всемирного геологического наследия. Я недаром упоминал, что шиханы будто бы прут из-под земли. Их выдающаяся для древних океанских рифов высота объясняется тем, что их выдавливает вверх тектоническим давлением стык Европы и Азии. В этом их бесспорная для всего научного и геологического мира уникальность.
Но что это все перед всепобеждающим призраком богатства, перед химерическим звоном злата и обманчивым шелестом банкнот? Разве заменят они когда дельцам истаивающие призраки туманных рассветных видов, звона стекающих по весне по источенным склонам горы водопадов, шелеста дубрав, напоенных отданной камнем за ночь теплотой?
Я их не осуждаю. Они не звери и не враги. Они просто иные. Они никто и век их в едином космосе времен, земель, путей и народов будет таким же ничтожным. И еще быстрее истлеют их купюры и истают, как любая гадость, эфемерные прибыли. Они считают, что шиханы не имеют ценности. Уроды всегда так считают. Для урода все малоценно, как малоценен и сам урод.
Но есть и враги. Когда российский министр промышленности заявляет в 2018 году, что шиханы нужно передать в разработку содовым компаниям, мне хочется спросить: кому он служит? Чей он слуга и кто его хозяин?
И чтобы он ни ответил, мне хочется плевать на его слова, втирать их вместе с плевками в грязь. Но он ничего не ответит. И я плюю на его молчание. И, по закону сохранения вещества, в природе сохранится мой плевок, а от вельможи, от его веских словес не останется в природе ничего. НИЧЕГО.
Дав круг у подножия, мы попрощались с Торатау.
Что я могу сделать для тебя, древний старик, как я могу тебе помочь, даже если молебны и литургии сиятельной Церкви не могут остановить нашествие к тебе современных варваров? Мне остается лишь уповать, что слово мое, как и слова многих и многих людей, как и многие и многие молитвы – а все это вместе слово болящей души народа, – возымеет власть. Ибо в начале было слово. И убоится слова всякая скверна.
От Торатау сквозь карьерные разработки на месте бывшего шихана Шахтау мы направились к шиханам Куштау и Юрактау.
Все они находятся друг от друга неподалеку и все по-своему красивы. Юрактау – это конусообразная скалистая обточенная сопка, Куштау вытянут меридионально и чем-то напоминает столовую гору. На нем зимой работает горнолыжный комплекс.
Поездив между шиханами, полюбовавшись со всевозможных видовых точек на них и на вьющуюся у их подножия, будто расшитый башкирским орнаментом поясной кушак, реку Белую, вдохнув пьяного, как башкирский свежеотжатый мед, воздуха, наш экипаж направился в Уфу.
Времени у нас было с запасом, мы даже успели подкрепиться вторым завтраком в придорожном кафе.
Уфа после привольных наших скитаний по безмерным, безрубежным просторам показалась нам чрезмерно, бессмысленно большим мегаполисом. Однако и по ней нам было приятно ехать, обозревая широкие проспекты, чистые улицы, обилие зелени.
Лилю мы забрали возле секс-шопа. Почему-то, где бы и когда мы ни забирали нашу подругу, рядом всегда оказывается секс-шоп. Кто-то всегда ждет у библиотеки, кто-то у секс-шопа. Наверное, таковы у людей их внутренние Оксаны.
Вскоре по хитрой дороге мимо стадиона «Нефтяник», того самого, где местная «Уфа» однажды героически, но безнадежно схлестнулась в матче еврокубка с «Глазго Рейнджерс», продравшись через дорожный ремонт, мы выскользнули на промышленные окраины, а потом и вовсе выбрались за город.
День разгорелся яркий, солнечный, безоблачный, теплый даже для середины нашего уральского мая, и прощаться с Башкирией совсем не хотелось.
Мы, будто оттягивая момент расставания, еще притормозили на придорожном рыночке, купили местный хлеб-самопек, овощи, зелень и копченые спинки белореченского жереха – самобытный местный деликатес.
Отъехав на некоторое расстояние, увидели красивейший луг с уже вымахавшей под пояс травой. Здесь мы и пообедали нехитрыми, доступными всякому путнику башкирскими дарами.
Бросили последний долгий взгляд на отложистые башкирские луга, на ершащиеся по-за ними перелески.
Пока, Башкирия! До скорой с тобой встречи! Тебе невозможно сказать «прощай». Сколько раз я бывал здесь проездом и наездом, колесил вдоль, поперек и сикось-накось. По делам и в праздности. Приезжал на футбол, когда «Уфа» играла дома с моим ныне невинно убиенным, но не сломленным до последних мгновений жизни «Амкаром».
Эти встречи никогда не носили характер оголтелого противостояния и околофутбольного ненавистничества. На поле царил дух соперничества и борьбы, а за его пределами уфимцы были милы и добры. Это вообще свойства жителей Уфы – необыкновенное миролюбие и добросердечность.
Когда «Уфа» только вышла в премьер-лигу и испытывала проблемы с эксплуатацией стадиона, именно Пермь подставила башкирскому клубу свое твердое, надежное плечо. И пермский стадион «Звезда» стал для «Уфы» домашним.
И тем приятнее слышать сейчас, когда смотришь по телевизору матчи российской премьер-лиги с участием футбольного клуба «Уфа», клич неунывающей башкирской торсиды: «Пермь и Уфа всегда будут вместе». Спасибо, братцы, до слез!
А сколько я исходил, излазил, исползал по твоим горам! А сколько исколесил по степям! А сколько еще предстоит!
Но сейчас пора домой, опять все на север и на север.
И пора подводить итоги. Ведь, совершив такое путешествие, невозможно обойтись без итогов. Однако можно просто, что
