Я обрушиваюсь на него как снег на голову и предлагаю проверить парочку принтеров, погонять их немного гуда-сюда: если все тип-топ — я беру оба.
— Оба? — искренне удивляется тот.
«Почему он удивляется? — думаю я. — Подозрительно что-то». Но вслух говорю:
— Оба. Мне две штуки надо.
— Хоть двадцать две! — восторгается распространитель. — У нас их полный склад!
Техслужащие приносят со склада две красивые разноцветные коробки, а еще через полчаса эти же коробки лежат уже в такси, на заднем сиденье. Кроме них — целый пакет с цветными и черными картриджами, стопки очень дорогой бумаги для фотопечати и разная мелочь.
— Засядем теперь на пару недель, — говорю я Маше.
— Зачем?
— Как же, композиции будем делать. Вдвоем. Твоя идея — моя реализация. Плюс твоя коррекция. Премия — пополам. Идет?
— Идет, — соглашается Маша.
Мы привозим принтеры, тестируем их, и удивительно — все прекрасно работает. Но Валентина недовольна. Жалуется, что из-за наших дел мы совсем ей не помогаем, она закрутилась на кухне и света божьего не видит.
— Хоть бы овощей привезли, что ли. Мне же тяжело, — говорит она.
Мы сокрушаемся, сочувствуем. И тут меня посещает мысль: а не съездить ли на рынок? Давно хотел посмотреть, что такое эта местная колхозная торговля. Может быть, она лучше и дешевле «Супермакси». Так или иначе, хорошо бы взглянуть. А заодно и отоваримся..
Весь вечер мы с Машей провозились с принтерами, извели целую цветную чернильницу, пока не набили руку на печати. Результат даже немножко превзошел наши ожидания — ну очень похоже на натуральную фотографию. Мы были довольны, как слоны после купания.
А на следующее утро, едва раскрыв глаза, собрались, выбежали на свежий бодрящий воздух, тормознули канареечный «фиат» и покатили на рынок.
Благодаря системе «Супермакси» многие китийские рынки канули в Лету, закрылись. Выжили только два, их удобно называть Южный и Северный. Что касается Южного, то я там побывал разок и больше не хочу, не понравилось — разрушенный он какой-то, неухоженный, грязноватый. Видно, тоже недолго продержится. У его хозяев давно нет средств на ремонт. Северный рынок чуть получше, но тоже не сахар. В сравнении с дворцами-«супермаксами» китийские рынки выглядят даже не золушками, а просто заброшенными бродяжками.
И все же смысл в посещении Северного рынка есть. «Супермакси» не всегда предлагает такое огромное разнообразие овощей в таком немереном количестве. Каждая торговка на рынке располагает горой, которая неизвестно каким образом держится и неведомо из чего сооружена. К вершине горы ведут мостки и перильца. Вы показываете пальцем, торговка отслеживает направление вашего взгляда и ползет на гору. Там она отыскивает что покрупнее и спрашивает с высоты:
— Это?
— Не-е-ет! — кричите вы, и эхо разносит ваш голос по баклажановым и огуречным ущельям.
Покупать надо уметь. Лично я старался подходить только к возвышенностям пониже и брать только то, до чего можно дотянуться. Не буду перечислять все, что мы там накупили, это было бы слишком долго и скучно. Скажу проще: мы купили все, на что была способна наша фантазия. То есть что видели, то и брали.
Приедем домой, договорились мы с Машей, выгрузим, и пусть мама сама разбирается.
Там же, на рынке, мы приобрели две великанские сумки из плетеной синтетики, по тыщу штука. И минут за сорок (ходили долго, глазели, как в Третьяковской галерее) набили-таки обе сумки товаром. Тащил их обе, конечно, я. У Маши бы пупок развязался от такой тяжести. И вот, когда мы, к моей большой радости, наконец-то выбрались с рынка и когда я, согнувшись и кряхтя, доволок сумищи до такси, я посчитал, и выяснилось, что на все про все мы потратили сорок четыре тысячи сукров. Одиннадцать с половиной долларов. Это несмотря на то, что брали мы отнюдь не картошку, а чуть не половина всех наших покупок — настоящие деликатесы вроде персиков и гранатов. Я пересчитал раз пять, пока не убедился, что так оно и есть — сорок четыре.
— А ты можешь представить, сколько бы это стоило в Москве? — спросил я Машу.
Она подумала и сказала уверенно:
— В Москве потянуло бы на сто пятьдесят долларов.
— Да, на сто пятьдесят, — согласился я. — Уж на сотню — это точно.
Вот так! В девять раз дешевле, чем в Москве. Когда мы выложили покупки на оба кухонных стола, Валентина на минуту потеряла дар связной русской речи, а после того как я назвал ей общую стоимость, мне показалось, что и междометия из ее памяти временно выскочили. Перед нами встала задача: как это съесть раньше, чем оно испортится? Забегая вперед, скажу, что с поставленной задачей мы справились успешно.
После обеда к нам в гости зашел маленький счастливый человечек, хозяин квартиры. Он не посмел пройти дальше столовой, как я его ни уговаривал, но сообщил, что у него свободен целый день и что он рад оказать мне услугу. Я удивился и принялся вспоминать, о какой такой услуге идет речь, о чем это мы с ним договаривались. Оказалось, что все это была выдумка Доры. Несколько дней назад неугомонная Дора, теперь уже разгуливающая по своей солнечной Флориде, будто бы от нашего имени попросила маленького человечка свозить нас в Американский колледж на предмет разговора об устройстве Маши. Честно говоря, я об этой просьбе ничего не знал, но отказываться и не подумал. Пусть везет! В конце концов, он сам пришел.
Мы едем за город. Американский колледж расположился вне шума и дыма, в районе, который имеет к Кито примерно такое же отношение, как Реутов к Москве. Дорога весьма живописна: желтые скалы, лес, обрывы.
Но едем очень недолго — минут пятнадцать, как стартовали, и вот уже сворачиваем влево. Снова двухэтажные домики, но какие-то не ремонтированные. Не богато тут. А колледж примостился с краю, как раз напротив двух красивых вилл с березками. Издалека же он больше напоминает заводской советский детский садик на двести мест, такой же серый корпус тюремного типа с задраенными окнами, такие же дворики и одноэтажные постройки неопределенного назначения. А главное — сетчатый забор. И еще шум, детские голоса и запах молочной кухни.
До начала учебного года еще далеко, это произойдет первого октября, но детишек в колледже навалом. Я не спросил, но, возможно, там устроили скаутский лагерь или что-то вроде.
С проходной высокий тощий охранник звонит куда-то «наверх» и передает нам, что госпожа директриса у себя, но занята, и что не изволим ли мы подождать часок-другой. Тут маленький человечек на минуту теряет счастливое выражение лица и принимается плакать, что у него времени в обрез, что ждут его где-то и ему пора возвращаться. А сам говорил, весь день свободен. Ладно, хозяин — барин.
