— Но вот все они живы, — сказала она со счастливой ноткой в голосе, а затем тень задумчивости вновь легла на ее лицо. — Мой сын Салем Абдалла — самый старший из детей, ему тридцать шесть. До шестьдесят третьего года он работал в Кувейте. Оттуда вернулся полный вольных мыслей и стал одним из основателей и руководителей Фронта примирения племен. Брат и все сестры поддержали его. Мне пришлось пережить много, очень много страданий. Семнадцать лет назад я спасла жизнь своему брату, который в то время жил у нас вместе с семьей. Однажды, возвратившись с рынка, я вошла в дом как раз в тот момент, когда его жена была убита выстрелом из дома, расположенного на противоположном холме. Мне с большим трудом удалось удержать почти лишившегося разума брата, который, схватив ружье, пытался выскочить из дома, — это была бы верная смерть. Нередко убивали наш скот, который для нас дороже золота.
Женщина замолчала. Стало очень тихо. Сквозь открытые окна в комнату проникала ночная прохлада. Салем попросил отца, чтобы тот рассказал нам историю школы, которая находится в долине. Старик охотно соглашается:
— Белая школа стоит на маленьком скалистом холме. Это как раз то место, где кончается одна деревня и начинается другая. А недалеко от холма — родник. Тридцать три года вели мы войну за этот холм. Никто не владел им долго. Часто мы неделями лежали в небольших каменистых ямах и сторожили его. В этой безумной борьбе каждая из сторон потеряла по семь человек. У нас погибла одна женщина, у них — две. Мы воевали, хотя мечтали о мире. И наконец в шестьдесят третьем году решили прекратить вражду. Ради детей! Сообща договорились на этом месте построить школу. Теперь в нее ходят дети и учатся уже для нового Йемена.
Стало совсем темно, а мы все сидели и слушали. Салем рассказал о том, что такое «плачущие камни».
— То в одной, то в другой деревне кровная месть требовала своих жертв… И продолжалось это до шестьдесят седьмого года. Как-то недалеко отсюда трое застрелили человека из враждебной им семьи. Опять появилась опасность, что вражда захватит весь район. По решению Фронта примирения племен состоялось публичное судебное разбирательство. Приговор граждан гласил: смерть через расстрел. Трое мужчин — отец, сын и зять — были расстреляны. Приговор был суровым, но все понимали, что это вынужденный и справедливый приговор. Кровная месть не должна больше отвлекать нас от борьбы за счастливую, мирную жизнь. После исполнения приговора тела расстрелянных похоронили позади белой школы. На их могилах лежат три белых камня. За могилами ухаживают, и каждый, проходя мимо, ненадолго задумывается около них… Днем, когда светит солнце, камни плачут. Нет, это не фантазия! В дождь камни впитывают в себя воду, а на солнце поверхность их покрывается маленькими капельками. Люди вкладывают глубокий смысл, говоря о «плачущих камнях».
На следующее утро мы уезжаем из Лабуса. На придорожных растениях лежит роса, на камнях тут и там греются голубые ящерицы, высунув на солнце головки. Ящерицы этого вида достигают 10–15 сантиметров; на спинке, около хвоста, небольшая светлая полоска. Их серенькие, землистого цвета самки гораздо меньше самцов.
Вдоль дороги по обеим сторонам растут большие эуфорбии с нежно-розовыми цветами и горные розы. Мы подъезжаем к долине кофейных кустов. Плантации сменяют одна другую. Высота этих кофейных кустов с темно-зелеными листьями достигает человеческого роста. Между кустами высажены акации и пальмы, призванные защищать кофе от палящего солнца. Раз в год, в конце мая, собирают главный урожай. Под кустами расстилают платки, на них стряхивают зерна и оставляют на солнце до тех пор, пока кожица не затвердеет. Потом их ссыпают в плетеные корзины и отправляют в Аден на специальные пункты. Здесь зерна проходят дальнейшую обработку. В темных помещениях женщины очищают их и затем сортируют по величине. Неочищенные, зеленые зерна вывозят за границу, главным образом в африканские страны.
В Йемен кофейный куст был завезен, по всей вероятности, из Абиссинии, а позднее, после того как турки захватили Йемен, кофе дошел до Европы и распространился там. В XVII в. французские суда доставили кофейные зерна из Йемена в Латинскую Америку. Сорта кофе, выращиваемые в Яфи, обладают сильным ароматом. Крестьяне из Яфи приготовляют себе напиток из кожуры кофейных зерен (по-арабски «бунн», в этих местах его называют «кишр»), а кофе весь, до последнего зерна, они вынуждены продавать. Ни один крестьянин не может позволить роскошь сварить себе кофе из зерен.
После пяти с половиной часов езды, уже в темноте, мы прибываем в деревню Русуд, расположенную в вади того же названия. В ней имеется небольшая больница на 50 коек.
Ночью мы сидим у здания больницы, пьем чай и беседуем. Врач рассказывает нам, что восемь месяцев назад он закончил учение в Болгарии и уже полгода работает в этой деревне. Раз в месяц ему предоставляют недельный отпуск, чтобы повидаться с семьей, которая живет в Адене.
— Но, как правило, отпуск я не использую, потому что не могу оставить больных на целую неделю без присмотра. Работы много, скучать некогда.
Мимо нас проходит караван верблюдов, нагруженных бурдюками с водой; он направляется в деревню Эль-Кара. В этой маленькой высокогорной деревушке, в которой всего несколько дворов, в 1968–1969 гг. укрывались многие борцы левого крыла НФ. Крестьяне защищали их от правых сил, стоявших тогда у власти в стране.
Над землей еще царит ночь, когда мы после короткого сна покидаем Русуд. Едем быстро, дорога ровная, Но чем дальше мы продвигаемся к югу, тем она становится хуже и наконец совсем исчезает; теперь наш путь лежит по руслу реки. Вот в свете фар от нас убегает зайчонок. К счастью, воды в вади немного, иначе по ней не проехать. Да и сейчас машина с трудом идет на первой и второй скоростях. Дорогу преграждают большие, камни, глубокие ямы.
Умывшись прозрачной водой, мы решаем немного пройтись пешком. Так даже быстрей, чем на машине. Вдруг в тишине наступающего утра с грохотом скатываются под ноги камни. Их сдвинули с места обезьяны. Их много. Во главе старый вожак. Это павианы. Они живут группами в этих безлюдных районах вблизи источников, питаясь чем придется, но в основном плодами пальм. Держась на безопасном расстоянии, павианы разглядывают нас сверху. Абдалла выстрелил — и тогда они стали швыряться камнями.
Природа здесь дикая, величественная. Тишина первозданная. Нарушает ее лишь нежное воркование диких голубей. По обеим сторонам вади экзотически вздымаются ввысь горы. Местами русло реки настолько узкое, что там может пройти лишь один грузовик. Солнце поднялось невысоко, и на дороге все еще лежат тени от гор. Откуда-то прилетела птица величиной с дрозда, с иссиня-черным оперением и огненно-красным клювом. На склонах изредка попадаются адении.
