— Настоящая экспедиция! — воскликнул Ральф. — Держу пари: здесь никто еще не был.
— Карту бы нарисовать, — отозвался Джек. — Да бумаги нет?
— Нацарапать на коре, — сказал Саймон.
И сверкающие в сумраке глаза снова торжественно причастились дружбе.
Лианы и деревья чуть подались от розовой стены, и мальчики пустились по тропинке рысцой. Тропинка привела на опушку, и они мельком увидели море. Появилось солнце; оно высушило пот, пропитавший их одежду, пока они пробирались в душной и сырой темноте. Теперь они карабкались по голым скалам, и им больше не приходилось нырять в зеленый мрак.
Идти стало легко. Когда они вышли к последнему перед вершиной подъему склона, Ральф остановился.
— Вот здорово, а?
Они были на краю цирка или полуцирка, расположенного на самом склоне. Голубые цветы и горные травы, заполнив чашу, переливались через край широкими потоками и растекались среди зарослей. В глазах рябило от бабочек; они взлетали, порхали в воздухе, садились. Сразу за цирком была вершина, и вскоре они стояли на ее квадратной площадке.
Ребята уже давно не сомневались, что они на острове; море по обе стороны, пока они карабкались, кристальный воздух и высокое небо — все это заставляло их каким-то инстинктом чувствовать, что вода здесь со всех сторон. И все же был некий смысл в том, чтобы оставить последнее слово до той минуты, когда они ступят на вершину и смогут увидеть море по всему кругу горизонта.
Ральф повернулся к ребятам.
— Он — наш!
Остров, своими очертаниями напоминающий корабль, взгорбился у этого конца, и за их спинами был крутой спуск к берегу. По каждую сторону — скалы, утесы, верхушки деревьев и крутой склон; впереди, по всей длине корабля, — более пологий спуск, одетый деревьями, с розовыми прогалинами, дальше — покрытая джунглями ровная часть острова, густо-зеленая, которая к концу сужалась розовым хвостиком. Там, где остров сходился на нет, был еще островок — скала, почти особняком стоящая в воде, как форт, обращенный к ним крутым розовым бастионом.
Они осмотрели остров и принялись разглядывать море. Они были высоко, день клонился к вечеру, и миражи уже не резали глаз.
— Это риф, — сказал Ральф. — Я такие на картинках видел.
Риф запирал остров с одной стороны и еще загибался; он шел параллельно той части пляжа, которую они считали своей, и находился от нее примерно в миле. Коралловая линия была смазана: как будто великан, задумав воспроизвести очертания острова, наклонился и повел мелом волнистую черту, да притомился и так и не закончил ее. Внутри — переливчатая вода, скалы и водоросли, отчетливо видные, как в аквариуме; снаружи — темная синь моря. Был отлив, от рифа в море тянулись длинные полоски пены, и на мгновение ребятам показалось, что их корабль плавно движется кормой вперед.
— Вон где мы приземлились, — сказал Джек, указывая вниз. За обрывами и скалами на зелени леса виднелся косой срез, затем шли расщепленные стволы и глубокая борозда просеки, не затронувшая лишь бахрому пальм у лагуны. Там же была и выдвинутая в воду платформа со снующими вокруг фигурками.
— Не видать ни дыма, ни лодок, — со знанием дела сказал Ральф. — Потом мы это проверим, но, по-моему, он необитаемый.
— Будем добывать пищу! — закричал Джек. — Охотиться! Ловить зверей… пока за нами не приедут.
Саймон смотрел им в рот, молчал и кивал головой так, что его черные волосы то падали на лоб, то откидывались; его лицо горело. Ральф посмотрел вниз на ту сторону, где рифа не было.
— Здесь еще круче, — сказал Джек.
Ральф сомкнул руки кольцом.
— Вон тот лесок, внизу, он как в чаше.
На каждой ступени горы были деревья — цветы и деревья. Лес зашевелился, зарычал, забился. На скалах, неподалеку от ребят, размашисто закачались цветы, и бриз обдал их лица прохладой.
Ральф широко распростер руки.
— Все наше!
Они заплясали на вершине, смеясь и что-то выкрикивая.
— Хочу есть.
Слова Саймона напомнили им, что они голодны.
— Ну пошли, — сказал Ральф. — Мы узнали что нужно.
Они спустились по скалистому склону, прошли среди цветов и зашагали вдоль леса. Здесь они остановились и стали с любопытством разглядывать кустарник.
— Как свечки! — воскликнул Саймон. — Кусты, а на них свечки растут. У них такие почки.
Это был вечнозеленый кустарник, источавший душистый аромат; бледно-зеленые почки, туго сложенные, четко вырисовывались на фоне яркого неба. По одной из них Джек полоснул ножом, и вокруг разлился терпкий запах.
— Кусты, а на них свечки.
— Зеленые свечки, — презрительно отозвался Джек. — В рот их не положишь. Пошли.
Шлепая по камням усталыми подошвами, они входили в лес, когда вдруг послышался какой-то шум… визг… твердые удары копыт по тропинке. Пока ребята пробивались туда, визг усилился и стал бешеным. Они увидели поросенка, застрявшего в завесе лиан и с безумным страхом рвавшегося из эластичных пут. Поросенок визжал не переставая, тонко и пронзительно. Мальчики бросились вперед, и Джек снова выхватил нож. Рука высоко замахнулась. Затем пауза, какая-то задержка: поросенок продолжал визжать, лианы дергались, а лезвие все поблескивало в занесенной руке. Секунда, другая, и поросенок вырвался из лиан и юркнул в щель. Они переглядывались и смотрели на это ужасное место. Лицо Джека под веснушками стало белым. Он заметил, что все еще стоит с занесенным ножом, и, опустив руку, убрал его в ножны. Все трое пристыженно засмеялись и начали выбираться на свою тропинку.
— Я смотрел, куда ударить, — сказал Джек, — и чуть опоздал.
— Нужно было заколоть его, и все тут, — свирепо сказал Ральф. — Свиней закалывают…
— Им перерезают горло, чтобы выпустить кровь, — возразил Джек. — А то мясо нельзя есть.
— Тогда почему же ты не…
Они прекрасно знали почему: потому что гнусно ударить ножом живое существо, потому что вид крови невыносим.
— Я так и хотел, — ответил Джек. Он шел впереди, и они не видели его лица. — Я выбирал, куда ударить. В другой раз…
Джек выхватил нож и вонзил его в дерево. В другой раз пощады не будет. Он яростно обернулся, требуя от них подтверждения.
Они вышли на солнечный свет и, пока пробирались к платформе по просеке, некоторое время были заняты тем, что отыскивали плоды и жадно поедали их.
Когда Ральф перестал трубить, вокруг уже собралась толпа. По правую руку от него были хористы, по левую — старшие мальчики, незнакомые друг с другом раньше, прямо перед ним, в траве, — малыши, сидевшие на корточках.
Установилась тишина. Ральф нерешительно приподнял до колен розовато-кремовую раковину; внезапный порыв ветра, колыхнув листву, рассеял свет по всей платформе. Ральф колебался, встать ли ему или продолжать сидеть. Он посмотрел налево, в сторону бассейна. Хрюшка сидел близко, но на помощь не приходил.
