В понятие шейхства вовсе не входит идея о предводительстве на войне, посему шейхи иногда ведут самолично свое племя против неприятеля, большею же частью во главе его на время военных действий становится особый вождь или «акид». Последний избирается, подобно шейху, но облекается на время военных действий властью гораздо большей, чем обыкновенный глава племени, так как ему представлено право на жизнь или смерть своих подчиненных. Акиду должны беспрекословно повиноваться не только бедуины, но и сам шейх, устраненный от командования вследствие болезни, старости или просто по неспособности. Доходит до того, что акид избирается даже из чужого племени, если среди своих не могли найти достаточно талантливого вождя. Как в военном деле шейху приходится делить свою власть с акидами, так в судебных постановлениях он не может обойтись без сотрудничества так называемых «кади-эль-фераа» или «арифа», то есть знатоков обычного права пустыни. Последние, в качестве третейских судей, стараются в мелких делах добиться примирения сторон; в более серьезных процессах и тяжбах их совести и здравому смыслу представляется найти справедливое удовлетворение потерпевших ввиду того, что, по обычному праву пустыни, за всякий проступок и преступление, начиная с оскорбления словами и кончая убийством, установлена особая строго определенная пеня; в случае взаимной вины тяжущихся роль названных судей сводится к тому, чтобы определить, которая из сторон совершила более тяжкий поступок, дабы наложить на нее в пользу менее виноватой стороны пеню в размере разности между штрафами, установленными за совершенные тем и другим проступки. Судьи эти приобретают иногда такую популярность, что к их правосудию прибегают даже из чужих племен, так как за тяжущимися, в случае недовольства решением судьи своего племени, признается право перенести дело на рассмотрение другого «знатока обычного права»; в таких случаях требуется, однако, чтобы прежнее решение было объявлено постановившим его судьей несостоявшимся».
Караван отправился в Бейрут, а потом в Яффу, где мисс Белл села на корабль и отплыла на родину. Но, как она признавалась, чувствовала, что «я вернусь сюда очень скоро. Человек, хоть раз побывавший здесь, обречен на возвращение. Особенно если этот человек уже забрался так далеко, как я». Гертруда навеки стала пленницей ближневосточных гор и пустынь.
В мае 1902 года Гертруда вернулась в Европу и вскоре совершила 53-часовое восхождение на Финстерархорн – самую высокую вершину Бернских Альп (4274 м), да еще во время снежной бури. А потом, в 1902–1903 годах, она совершила второе кругосветное путешествие, в ходе которого посетила Индию и Китай. В Порт-Артуре она увидела русскую эскадру. Побывала и в японской Иокогаме. Гертруда была истовой носительницей провозглашенного Редьярдом Киплингом «бремени белых», надеясь цивилизовать туземные народы к их же благу. Всего в 1899–1904 годах Гертруда совершила не менее десяти восхождений в Бернских Альпах, а также на Монблан и Мейе во Французских Альпах. 18 июля 1902 года она писала домой: «Всякий раз, когда нам попадался снег, мы увязали в нем по пояс… Я чуть было не получила увечье на леднике, поскольку поскользнулась на обледеневшей скале и чуть не упала в заполненную снегом пропасть, но, к счастью, меня удержал страховочный канат. Все мы порезали руки во время этого путешествия, а это была еще наиболее легкая часть спуска».
В 1905 году она познакомилась с сэром Уильямом Рамси, известным археологом, признанным специалистом по древностям Малой Азии. Гертруда обмолвилась, что тоже «немного увлекается археологией», ученый муж посмотрел на нее недоверчиво, сочтя это очередной прихотью дочери сталелитейного магната, взявшей моду странствовать по пустыням. Но к концу беседы он убедился в серьезности намерений мисс Белл и пригласил ее стать своей спутницей в новой экспедиции, куда Рамси как раз собирался. Идея Гертруде очень понравилась. Но дела в Англии ее задержали на два года. Весь 1906 год она писала лирическую книгу «Пустыня и плодоносная земля». В археологическую экспедицию в Малую Азию с Рамси она отправилась только в 1907 году. С Рамси они раскопали древние поселения Трансиордании, Джебеля, Вавилонии; открыли древнюю крепость сасанидов Укхаидир и руины раннехристианских храмов. Увлеченная Гертруда целыми днями рисовала планы, копировала надписи. В 1907 году они обнаружили поле руин в Северной Сирии, на восточном берегу верхнего течения Евфрата, на крутом склоне, который когда-то был речной долиной. Реконструировав по руинам план древнего города, Гертруда пришла к заключению, что это могла быть Берсиба из Птолемеева списка городов. Согласно описанию античного географа, она тоже располагалась на берегу реки и была окружена двойным валом. Гертруда по-настоящему увлеклась археологией. Весь 1908 год они в соавторстве с Рамси писали книгу «1001 храм», не потерявшую своего научного значения и в наши дни.
Тут Гертруда неожиданно для всех вступила в «Женскую антисуфражистскую лигу» и даже сделалась ее почетным секретарем. Причина ее антифеминизма лежала в ее семейных обстоятельствах. Когда знаменитая миссис Эммелин Панкхееерст, основательница Женского социально-политического союза – движения за эмансипацию женщин, задалась целью популяризировать идеи женского равноправия в Англии, любимая мачеха Гертруды Флоренс Белл примкнула к ярым противницам суфражизма. Заметим, что суфражистки были отнюдь не ангелами. Они сознательно провоцировали полицию, разбивая окна и нападая на полицейских, а в дальнейшем перешли к поджогам и взрывам. Панкхееерст вместе со своими тремя дочерями неоднократно арестовывались и получали тюремные сроки. В тюрьмах они объявляли голодовки, требуя улучшения условий содержания осужденных. Гертруда же была привержена викторианской традиции, согласно которой женщины должны были во всем слушаться мужей и родителей.
Но, оставив на время и археологию, и борьбу с феминизмом, в конце 1911 года Гертруда снова собрала караван в Дамаске, чтобы пересечь Сирийскую пустыню. Зима в тот год была очень суровой. По утрам ее слуги из-за холода отказывались покидать палатки. Приходилось выбивать колышки, чтобы обрушить палатки из тяжелой верблюжьей шерсти, и тогда их обитатели волей-неволей вынуждены были выбираться на холод.
Вообще, необходимо помнить, что жизнь бедуинов в пустыне была скудна и полна опасностей. А. Адамов так описывает их быт, мало изменившийся на протяжении веков: «бедуинки увядают едва ли не быстрее мужчин, что обусловливается тяжелыми условиями их жизни. Действительно, если представители сильного пола обречены в пустыне, с момента рождения и до самой смерти, на постоянные невзгоды и лишения, то слабому полу приходится еще тяжелее ввиду того, что, как увидим ниже, все домашние работы и хозяйственные хлопоты взвалены на бедуинских женщин. Питание кочевого араба составляют финики, рис, просо, ячмень или пшеница, которыми он раз или два в год запасается в городах, выменивая на продукты скотоводства; из зерна, смолотого на ручных жерновах, изготовляется тесто, которое запекают или на раскаленных камнях или прикрепляя к стенкам вырытых в земле ям, где предварительно сжигается сухая колючка или высушенный верблюжий помет; приготовленный таким образом хлеб представляет собою полусырые с трудом разжевываемые лепешки. У племен, которые владеют рогатым скотом, молоко верблюжье, а также овечье и козье, вместе с маслом, сбиваемым из двух последних сортов, обильно дополняют стол бедуина. На зиму, считающуюся у бедуинов «голодным сезоном», заготовляют из створожившегося верблюжьего молока небольшие шарики, хорошо выжатые, спрессованные и затем высушенные на солнце, которые сохраняются месяцами и будучи размочены в воде дают род кислого молока. Если в южном Ираке Арабском финики составляют главную и иногда единственную пищу арабов, то уже в Багдадском вилайете, то есть к северу, чрезмерное потребление плодов финиковой пальмы считается нездоровым, так что для прекращения вызываемой ими дизентерии прибегают к крепкому черному кофе без сахара. Этот напиток в большом употреблении как среди городских арабов, так и у бедуинов, которые первым делом угощают своего гостя чашечкой кофе, причем отказ от него считается равносильным намеренному оскорблению хозяина палатки. Помимо вышеуказанного благотворного действия кофе, бедуины признают за ним и другие целебные свойства, как то: улучшение зрения, укрепление памяти и т. д., ввиду чего кофе пользуется почетом даже среди кочевников. Само приготовление его обставлено известным церемониалом: его варит обыкновенно прислужник – специалист по этой части, или сам хозяин, который, заварив воду в кофейник, приступает к жарению кофе, что производится всегда перед самым угощением; кофейные зерна поджариваются в большой железной ложке, на медленном огне, пока не покраснеют, после чего их остужают, измельчают в порошок в ступке и ссыпают в кипящий кофейник; к кофе прибавляют обыкновенно немного шафрана или мускатного ореха и пьют этот ароматный напиток без сахара, который, по мнению бедуинов, лишь портит вкус.
