В конце 1913 года Белл прошла с караваном до Дамаска, дойдя до Хиджазской железной дороги, соединявшей Дамаск и Медину. В Дамаске Гертруда начала готовить экспедицию в древний город Хаиль, в тысяче километров от столицы арабских владений Турции. Теперь там находилась резиденция принца ибн-Рашида, правителя центральной части Аравийского полуострова. А вот уже из Хаиля предстояло отправиться к его смертельному врагу ибн-Сауду, повелителю южной части Аравии.
Перед экспедицией Гертруда выступила с докладом в Королевском Географическом обществе. Ученые мужи с интересом выслушали ее сообщение об археологических изысканиях в Малой Азии и Месопотамии. Их поразили точные и достоверные факты и обоснованные научные гипотезы о быте и образе жизни древних обитателей арабской пустыни, прозвучавшие в весьма эмоциональном докладе 35-летней исследовательницы. Гертруде порекомендовали прослушать курс астрономии, основ топографии, а также научиться ориентированию на местности. Она охотно согласилась сделать это, так как знания такого рода были незаменимы в путешествиях. Тем более, что эта учеба была непременным условием выполнения весьма ответственной миссии. Представители Министерства иностранных дел предложили Гертруде свое содействие в организации новой экспедиции, а заодно и возможность возглавить официальную миссию Географического общества, в задачу которой входило провести картографирование и фотосъемку стран Ближнего Востока и Аравии. Турки не без оснований полагали, что эти карты отправятся в британское Министерство иностранных дел и в Генштаб. Мисс Белл получила и чисто политическое поручение: содействовать сплочению разрозненных арабских племен под британским покровительством для борьбы против турецкого владычества и проверить, не подкупили ли турки Ибн-Рашида. Фактически Гертруда Белл направлялась в арабские земли как британская разведчица, но в то же время никаких османских законов она не нарушала и никаких противоправных действий не совершала, так что арест и казнь ей не грозили. Турки вряд ли бы рискнули арестовать главу официальной британской миссии без крайне весомых на то оснований.
Свое путешествие в Сирию перед Первой мировой войной, Гертруда описала в книге, изданной из-за военных событий только в 1919 году. Она называлась «Сирия. Пустыня. Всходы». Там она, в частности, приводит отзыв о черкесах, живущих в Сирии выходцах с Северного Кавказа, бедуинского шейха Намруда, который хорошо характеризует отношения черкесов с местным арабским населением: «Черкесы – народ мрачный и вздорный, но трудолюбивый и предприимчивый сверх всякой меры, и в своем ежедневном состязании с арабами они неизменно выходят победителями. Недавно они представили повод для войны, отведя воду из ручья Зарка, от которого в летнее время зависимы бедуины; также становится все более и более невозможно спускаться в Амман – штаб-квартиру черкесов – за теми небольшими нуждами арабского быта, в которых так нуждаются бедуины – кофе, сахаром и табаком». Гертруда прекрасно понимала, что различные народы, населяющие Ближний Восток, относятся друг к другу весьма враждебно, и резня между ними – дело обычное. Но ее симпатии в большей мере лежали на стороне арабов, и особенно – на стороне кочевников-бедуинов. Это позднее проявилось и в том, как Белл провела границы между послевоенными государствами. Но в целом у Гертруды не было предубеждений против каких-либо народов. За каждым народом она оставляла право на место под солнцем. О тех же черкесах она отзывалась вполне благоприятно. Так, в Бейруте ее встретил черкес, местный генерал-губернатор. Он дал ей охрану во главе с черкесским офицером жандармерии. По дороге произошла характерная сцена, запечатленная Гертрудой: «Я ехала из Мадебы в Мшитту в сопровождении черкесского заптия. В пути нам встретились бедуины из племени Бану Сухур, которые мигрировали с восточных пастбищ к Иордану. Равнина была усеяна их черными палатками. Группа одетых в черное всадников, вооруженных до зубов, направлялась к нам с явно недружелюбными намерениями. Они издалека встретили нас салютом (выстрелами в воздух), но когда они увидели черкесского всадника они повернули и медленно поехали обратно». Здесь также отмечена враждебность бедуинов к тем мусульманским группам, которые выступали на стороне турок. Неслучайно в то время черкесы занимали губернаторские посты в Бейруте, Дамаске, Алеппо, Аммане, Мекке, то есть по всей Аравии. Османские власти явно играли на противопоставлении черкесов арабам. 36-летний черкес Казим-паша произвел на Гертруду впечатление англофила и беседовал с ней по-французски. До того он занимал пост наместника Иерусалима, где сумел на период своего правления примирить интересы разных церквей – католической, греко-православной, армянской, а также мусульман и иудеев. Его единственное кредо – верность султану, в чем Белл убедилась, затронув тему британского присутствия в Адене и Кувейте. На тот момент черкесский паша уже показался ей англофобом.
Для того, чтобы понять истоки враждебности арабов и турок в то время, когда Гертруда путешествовала по Османской империи, необходимо вспомнить, что в 1908–1909 годах там произошла революция, в результате которой был низложен султан Абдул-Хамида II, а его преемник султан Мехмед V превратился в конституционного монарха. К власти пришло правительство младотурок, опиравшееся на армию. Младотурки основали партию «Единение и прогресс» (Иттихад ве теракки). Арабские патриоты первоначально были активными участниками младотурецкой революции 1908 года. Однако они быстро разочаровались в революции, когда стало ясно, что ее лидеры привержены идеям пантюркизма. Если ранее Османская империя существовала под лозунгами панисламизма, то с началом XX века в Стамбуле все сильнее укреплялись позиции пантюркизма, а на арабских землях – панарабизма. В рамках панисламизма все подданные султана, исповедующие ислам, были равны между собой, независимо от национальности (турки, курды, арабы, черкесы и др.). Правда, и здесь не было полного равенства. Шииты, а также приверженцы других направлений ислама, отличных от господствующего суннитского, считались как бы мусульманами второго сорта. В рамках же пантюркизма на первый план выходило единство турок и других тюркоязычных народов, в том числе и за пределами империи. В рамках туранской доктрины тюрками объявлялись также соседние с турками народы, имевшие, по мысли авторов теории, общее расовое происхождение с турками, в том числе курды и черкесы, говорившие не на тюркских языках. Как реакцию на пантюркизм, предполагавший ассимиляцию нетюркских народов Османской империи, среди арабского населения укреплялись идеи панарабизма – единства арабских народов и племен как в Азии, так и в Африке. В рамках пантюркизма также ослабло противостояние суннитов и шиитов. Турки, в частности, опирались на шиитов и другие немуннитские секты, вроде тех же зейдитов – умеренной шиитской секты, для которых главным авторитетом в противостоянии с большинством арабских шейхов был шариф Мекки – главного священного города мусульман. С приходом к власти младотурок пантюркизм фактически превратился в государственную доктрину Османской империи, что еще больше обострило взаимоотношения арабов и турок.