Искушение побывать на Рувензори оказалось велико, но я не умел лазить по горам. Для настоящего обследования Рувензори потребовалось бы много людей, оборудования и время. Я не мог тратить время на восхождение, потому что в этом первом путешествии в первозданный мир мне хотелось увидеть многое — пигмеев, великанов, рыбаков, охотников, разных животных, в том числе и тех, которых нет на Рувензори. Там не живут и гориллы, а их-то мне больше всего не терпелось увидеть.
Итак, мы покинули Форт-Портал и направились к границе Конго, огибающей Рувензори с юга и запада. Через полчаса мы заметили у дороги группу африканцев банту, и я почувствовал себя вознагражденным за отказ от восхождения. Все африканцы были намного ниже среднего роста.
«Пигмеи?» — с надеждой в голосе спросил я Цезаря.
«Баамба, — ответил он. — Помесь пигмеев с банту. Они подпиливают себе зубы, чтобы заострить их».
Мы остановились и немного побеседовали с баамба. К моему восторгу, Цезарь довольно легко объяснился с ними.
Через несколько минут после разговора с баамба я убедился, что нахожусь в Африке, — Цезарь снял одну руку с руля, шлепнул себя по шее и сказал: «Цеце». У меня засосало под ложечкой, но Цезарь казался не слишком встревоженным. «Следите за ними, — сказал он. — Их всегда можно отличить по крыльям, которые перекрывают одно другое, как лезвия ножниц».
Лишь небольшой процент мух цеце переносит трипаносом ужасной сонной болезни. Оза Джонсон рассказывала мне, что ее тысячи раз кусали эти мухи, но она не заболела. Закон средних чисел был за меня. К тому же сонную болезнь можно излечить, если захватить в ранней стадии. Позже, в Кении, я слышал, что для лечения сонной болезни особенно полезен климат, подобный норвежскому. Дауни из известной «Охотничьей компании Кер и Дауни» болел сонной болезнью и выздоровел, поехав в Норвегию.
Мы пересекли границу Конго у Касинди. Таможенный чиновник, старый приятель Цезаря, осведомился о наших планах. Когда я сказал ему, что главная наша цель — увидеть и, если удастся, заснять гориллу, он сообщил мне новые правила об охране этих животных. «Никто не имеет права брать с собой огнестрельное оружие, направляясь в местность, где живут гориллы», — сказал он.
Услышав такую новость, я сказал Цезарю, что можно отложить покупку ружей, пока мы не побываем в горильем заповеднике. Цезарь согласился, выразив надежду, что до тех пор я постараюсь не рисковать, каких бы животных мы ни встретили. Но искушение пришло слишком быстро.
Таможенный чиновник рассказал нам, что прошлой ночью к реке Семлики прошли два стада — слонов и буйволов. «Их было слышно за милю, — сказал он. — Если вы догоните их, то сможете заснять что-нибудь интересное».
Чиновник послал с нами мальчика-африканца. Мы ехали к реке среди высокой слоновой травы, и я держал наготове аппараты. Автомобиль остановился на крутом берегу, и мы взглянули вниз. В жарких лучах солнца нежилось больше дюжины гиппопотамов.
Я спустился вниз, заснял их и, когда стал карабкаться обратно, услышал крик Цезаря и заметил огромного слона, приближавшегося к нам по краю обрыва. Он шел спокойно, не замечал ни нас, ни автомобиля, его уши ритмично покачивались в такт шагов. Но он был всего в двухстах ярдах и мог очень быстро покрыть это расстояние. Я прыгнул в автомобиль, и Цезарь завел мотор. Слон услышал, остановился и… ретировался.
«Видишь, — сказал я Цезарю, — если их не раздражать, они уходят».
Цезарь не ответил.
На обратном пути в Касинди, объезжая кусты акации, стоящие среди пыльной желтоватой травы, мы заметили четырех слонов, над травой виднелись только их спины.
«Стоп, — сказал я, — я хочу их заснять».
«Осторожнее, бвана, — промолвил мальчик, — мы с наветренной стороны от них».
«Я думаю, вам не следует выходить из автомобиля», — согласился с ним Цезарь.
Но я хотел заснять эту сцену. Я думал, что слоны не заметят меня в высокой траве, и собирался установить камеру на треножник, чтобы снимать поверх травы. Я подкрался к слонам на сто пятьдесят футов и начал укреплять треножник, как вдруг Цезарь закричал. Один из слонов увидел меня и поднял хобот. Поняв, что слон рассердился не на шутку, я побежал к автомобилю, а Цезарь завел мотор. Как только я вскочил на подножку, он дал газ. Когда мы отъехали, Цезарь перевел дух, повернулся ко мне и сказал: «Видите?»
«У одной слонихи детеныши. Я заметил их спины», — подал голос мальчик-африканец.
«Видите? — сказал я. — У нее были детеныши, а то бы…»
«Но вы-то их не видели».
Цезарь так и не смог охладить мой пыл. Я был в хорошем настроении, чувствуя, что нашел первобытный мир. Это ощущение усилилось, когда мы, оставив мальчика в Касинди, поехали в Бени. Мы видели красивых водяных антилоп, проносившихся через дорогу перед самым радиатором, как это делают в Америке цыплята, а в Африке, как я узнал позже, многие дикие животные.
Нам пришлось переправляться через реку Семлики на пароме, который передвигали африканцы, упираясь в «палубу» ногами и подтягивая его за подвешенный над водой канат. Они ритмично наклонялись вперед и разгибались, в такт своим движениям печально напевая: «Хи-хо, хи-хо, хи-хо». Потом несколько человек «запели речитативом». Остальные присоединялись со своим «хи-хо, хи-хо», и паром причалил к берегу.
Я чувствовал себя счастливым — скоро мои поиски первобытного увенчаются полным и головокружительным успехом, о котором я даже не мечтал. Я буду стоять лицом к лицу с гориллой весом больше четырехсот фунтов. В руке у меня будет фотоаппарат, в кармане перочинный нож, а сзади меня будут стоять четыре пигмея с тонкими копьями…
Африканцы зовут ее нгаги, ученые — горилла берингеи. По умственному развитию горилла стоит в отряде приматов на первом месте после человека, хотя ее мозг вдвое легче. Зато ее тело вдвое крупнее и вдесятеро сильнее человеческого. Она может свернуть вам голову так же легко, как вы отрываете крылья у мухи. Самцы любят своих самок и детенышей и заботятся о них, как люди. Гориллы, если их не беспокоить, никогда не нападают на людей. Нельзя считать гориллу нашим предком, но ее прародитель, вероятно, приходился братом отцу Адама. Если вы сомневаетесь в этом, взгляните на ее след, и вы ясно увидите отпечаток пятки. Такой след оставляют только человек и горилла. У гориллы большой живот (ведь она вегетарианец), но я встречал многих людей, у которых животы лишь немногим меньше. Горилла вся покрыта волосами, но на груди у нее, насколько я мог заметить, они не растут.
